стены все еще стоял самодельный плетеный столик с овальным зеркалом и фотографиями, запечатлевшими основные моменты девичьей жизни. С ленточки на зеркале свисал засушенный цветок, а на комоде красовалась целая коллекция ярко окрашенных фигурок животных.
На плетеной, покрытой сиреневым покрывальцем скамеечке пристроился внушительных размеров детектив, подбородок которого едва не упирался в колени. Второй детектив стоял, а Куинси сидел на кровати, рядом с желтой подушечкой. Лицо у него было бледное, напряженное, и у Рейни защемило сердце.
— Итак, еще раз: когда вы приехали? — спрашивал сидевший на скамеечке детектив.
Жесткие кустистые брови почти закрывали глаза — этакий кроманьонец в дешевом сером костюме.
— Сразу после полуночи. Я не посмотрел на часы.
— Соседка, миссис Бетти Уилсон, утверждает, что видела, как жертва возвратилась домой с мужчиной, описание которого соответствует вашему, в начале одиннадцатого вечера.
— В десять вечера меня здесь не было. Повторяю, — я приехал не раньше полуночи.
— Где вы находились в десять?
— Это же понятно, детектив. В десять вечера я находился в машине, по пути сюда.
— У вас есть свидетели?
— Я был в машине один.
— Дорожные талоны?
— Я не брал квитанции. Не думал, что мне понадобится алиби.
Детективы переглянулись. Рейни поняла: ответы бывшего супруга жертвы кажутся им уклончивыми, а тон беспричинно враждебным. Пора взяться за него как следует.
Самое время вмешаться, решила она.
— Джентльмены.
Три головы повернулись в ее сторону. Детективы нахмурились, вероятно, предположив, что имеют дело с адвокатом — кто еще может прилететь на место преступления в такую рань? Что касается Куинси, то он не проявил вообще никакой реакции. Наверное, видел свою бывшую жену на кровати с пуховым матрасом. После такого реагировать на что-то еще уже не остается сил.
— А вы, черт возьми, кто такая? — почтил ее своим вниманием кроманьонец.
— А вы как думаете? Мое имя Коннер, Лоррейн Коннер. Она решительно протянула руку, и кроманьонец, испустив страдальческий вздох, специально приберегаемый полицейскими для адвокатов, снизошел до ответной любезности, едва не сломав ей при этом пальцы.
— Детектив Кинкейд, — пробурчал он.
Рейни повернулась к его напарнику, мужчине несколько менее плотного сложения с внимательными голубыми глазами.
— Олбрайт.
Он тоже пожал ей руку и одновременно окинул оценивающим взглядом. В этой паре Олбрайт, по- видимому, pacкидывал мозгами, тогда как Кинкейду отводилась роль загонщика дичи. Поменьше ростом, не столь грозный, с ОТличным, как успела заметить Рейни, почерком.
— Итак, что у нас? — спросила она, небрежно опускаясь на кровать, как будто имела на это полное право. Оставшаяся у двери Гленда Родман улыбнулась одними губами.
— Пытаемся установить алиби…
— Хотите сказать, что подозреваете агента ФБР? Рейни высокомерно-недоверчиво посмотрела на того, что поменьше.
— Он бывший муж жертвы. Рейни взглянула на Куинси.
— Сколько лет вы в разводе?
— Восемь лет.
— Существуют ли между вами какие-либо неурегулированные проблемы, которые решаются в судебном порядке?
— Нет.
— Выигрываете ли вы материально в случае смерти вашей бывшей жены?
— Нет.
Рейни повернулась к детективам:
— Это только мое воображение, или мы имеем здесь полное отсутствие мотива убийства?
— Правда ли, что две недели назад вы приобрели в Нью-Йорке красный «ауди ТТ»? — спросил Олбрайт.
— Нет, — ответила за Куинси Рейни.
— У нас есть документ из бюро регистрации автомобилей, где указано имя покупателя…
— Мы имеем дело с актом мошенничества. Покупку совершил человек, выдававший себя за старшего специального агента Куинси. ФБР уже известно об этом, ведется расследование. Это так, специальный агент Родман?
— Мы активно расследуем данный случай, — подтвердила коллега Куинси.
Рейни снова обратилась к детективам, взяв на вооружение сухую, четкую, деловую и неуступчивую манеру старшего специального агента:
— Отдаете ли вы себе отчет в том, что кто-то объявил агенту Куинси беспощадную войну? Знаете ли о том, что номер его личного телефона известен теперь сотням заключенных по всей стране? Что кто-то совершил ряд покупок от его имени? — Маленькая ложь, но это же для пользы дела. — Что все эти случаи самым тщательным образом расследуются сейчас Федеральным бюро расследований? Может быть, прежде чем продолжать, вам следует принять все это во внимание?
— А известно ли вам, — копируя ее тон, парировал детектив Олбрайт, — что за последние двадцать четыре часа агент Куинси восемь раз звонил своей бывшей жене?
— Он ведь уже сказал, что беспокоился о ней.
— Почему? Они же восемь лет как разведены. Да, одно очко детективы отыграли.
— Элизабет попросила меня навести справки об одном человеке, — спокойно ответил Куинси.
Рейни подумала, что ему лучше было бы помолчать. Слишком сдержанно, слишком профессионально, слишком невозмутимо звучал его голос, голос человека, проходившего через это сотни раз, голос того, кто зарабатывает на жизнь изучением и анализом таких вот сцен. Она понимала его отстраненность. Рейни даже улавливала за его словами отголосок упрятанной глубоко злости, видела, как побелели костяшки сжатых пальцев лежащей на колене левой руки, как напряжена правая, словно он из последних сил удерживается от того, чтобы сорваться с места. Ей хотелось прикоснуться к нему, но Рейни боялась возможной реакции, а потому просто сидела рядом, притворяясь адвокатом, сожалея о том, что Куинси не может довериться ей, так как невозмутимость сотрудника ФБР играла не в пользу подозреваемого в глазах местных ребят.
— Однако, — продолжал Куинси, — никаких свидетельств существования человека, имя которого она мне назвала, я не обнаружил. Это вкупе с другими событиями в моей жизни насторожило меня.
— Имя?
— Тристан Шендлинг.
— Как она с ним познакомилась?
— Не знаю.
— Когда она с ним познакомилась?
— Не знаю.
Детектив Олбрайт вскинул бровь.
— Итак, давайте кое-что проясним. Вы проводите для нее негласную проверку в отношении названного ею человека, но не задаете никаких вопросов. Так?
— Как я уже сказал, детектив, мы развелись восемь лет назад. Ее личная жизнь меня больше не касается.
— Личная жизнь? Так вы полагаете, что у нее появился любовник и…
— Я этого не сказал, — резко оборвал его Куинси, но было уже поздно.
Детектив Олбрайт сделал свежую запись в блокнот. Ну вот, подумала Рейни, теперь у них есть мотив. Вечный, непреходящий мотив — ревность.
