— Открой глаза. Посмотри на меня. Доверься мне. Я не сделаю ничего плохого.
Рейни открыла глаза. В их прозрачной серой глубине светились огоньки. Никогда раньше он не видел таких, цвета мглистого полуночного неба. Не отрывая взгляда, он наклонился и поцеловал ее в левую щеку.
— Я уже говорил, что мне нравится твой профиль? Такая упрямая линия подбородка, такие выразительные скулы…
— Я похожа на картину Пикассо.
— Рейни, ты самая красивая женщина из всех, кого я знаю.
Он нашел ее губы. Напряжение уходило. Рейни обняла его за шею. Подалась навстречу.
У нее были полные губы, Куинси оценил их еще при первой встрече. Какая странная дихотомия — строгое, твердое лицо и невозможно грешный рот. О таких губах мужчины могут только мечтать. Ради таких губ расстаются с деньгами, пишут сонеты и продают души дьяволу. Прожив тридцать два года, Рейни так и не осознала, насколько сексуальна. И сейчас доверила такое богатство ему.
Рейни переступила с ноги на ногу. Рука Куинси, лежавшая на ее талии, ощутила слабый ритм зарождающегося в ней движения. Он воспринял это как сигнал двинуться ниже и приник губами к нежной коже шеи. Ее дыхание участилось. Пульс бился прямо под его языком.
— Расскажи мне что-нибудь, — прошептал Куинси, опускаясь к расстегнутому вороту рубашки и вдыхая аромат ее кожи.
— Не могу. Я… не могу… говорить.
— Мне не надо, чтобы ты что-то вспоминала. — Он взял ее руку и положил ладонь себе на грудь, чтобы она чувствовала биение его сердца. — Говори о чем хочешь. Говори. А я помолчу.
Он снова потянулся к ее шее.
— М-м, когда я была маленькой… м-м-м… то собиралась стать… гимнасткой. Выступать на Олимпиаде. М-м-м-м…
— У тебя спортивная фигура.
Куинси провел ладонью по ее спине, чувствуя под рукой все еще напряженные мышцы. Как и он, Рейни занималась бегом. Перед глазами возникла картина — они на постели, обнаженные, ее ноги… Пришлось сделать глубокий вдох.
Спокойно. Без спешки.
— Брала уроки?
Он уже расстегивал верхнюю пуговицу ее рубашки.
— Уроки?
— Да, уроки гимнастики.
— М-м-м… Нет…
— Любила смотреть соревнования? Он просунул ногу между ее ног и прикоснулся к обнажившейся ключице.
— Я смотрела… Олимпийские игры…
— Да, там есть что посмотреть.
Он справился с последней пуговицей, полы разошлись, и Рейни поежилась от прохладного ветерка, но не запротестовала.
— Мне больше нравится Надя Комэнечи, — сказал он, проникая под рубашку.
Кожа у Рейни была теплая и гладкая, живот плоский, подтянутый.
— Что?
— Она моя любимая гимнастка.
— А… О…
Куинси не стал снимать рубашку, а сосредоточился на губах, которые уже охотнее откликались на его поцелуи. Наступление началось. Губы, щеки, подбородок, мочка уха… Рейни повернула голову, подставляя губы, ее бедра уже уловили ритм желания и двигались все быстрее и быстрее.
Куинси расстегнул застежку у нее на спине, и бюстгальтер соскользнул вниз.
— Я думала, ты сделаешь это одной рукой, — прошептала Рейни. — Практики не хватает. Напомни мне в следующий раз, я я покажу, как это делается.
— Куинси, — шепнула она, — а не перейти ли нам на кровать?
Второго приглашения не потребовалось. Он поднял Рейни на руки и шагнул к кровати, но споткнулся о ее туфли. Им повезло — они упали на покрывало. Рейни беззвучно рассмеялась. Она оказалась сверху, и Куинси, воспользовавшись ситуацией, поцеловал сначала одну, а потом другую грудь. Рейни не оттолкнула его, а, наоборот, обхватила за плечи.
— Гимнастика… у тебя плохо с равновесием, Куинси.
Ее близость распаляла. Он хотел ее всю. Хотел слышать ее стоны. Хотел… Только не надо спешить. Помедленнее. Боже, он умрет, если не разденется.
Куинси стянул с Рейни рубашку. И в какой-то момент оказался на спине, под ней. Ее бледные груди казались белыми на фоне его смуглой кожи.
— Мне почему-то уже не до Олимпийских игр, — прошептала она.
— Что?
— То самое.
Она нашла шрам на его левом плече и поцеловала его. Потом другой, на предплечье. Третий — над ключицей.
— Кто это сделал?
— Джим Беккет.
— Ты убил его?
— Это сделала его бывшая жена.
— Молодец.
Рейни покрывала поцелуями его грудь, живот. Ее волосы щекотали. Боже, эта женщина убивала его.
— Куинси, я не хочу быть такой, как моя мать.
— Ты не такая.
— У нее было столько мужчин. Каждую ночь…
— Если завтра появится кто-то новенький, я его пристрелю.
— Хорошо.
— Рейни?
Она прижала палец к его губам:
— Ничего не говори. Прибереги на потом. — Она стянула джинсы и откинулась на спину. Развела ноги. Подняла бедра. Куинси смотрел ей в глаза, чувствуя, что наполняется хрупкой надеждой и мрачной решимостью.
— Рейни, жизнью можно наслаждаться.
— Я не знаю как.
— Я тоже. Будем учиться вместе.
Она обвида его ногами. Он стиснул зубы и медленно вошел в нее. Все его тело тут же напряглось. Ее лицо исказилось. Он замер, сдерживая желание. Глубокий вдох. Не спешить. Ее черты смягчились. Тело расслабилось. Лицо осветилось улыбкой. Она пошевелилась. Еще. И еще.
— Спокойно…
— Ну же… пожалуйста…
Он опустил голову. Все. Больше никакого контроля. Никаких мыслей. Только Рейни. Ее вскрик. Ее тело. Ее доверчивый взгляд.
Она снова вскрикнула. Удивленно. Восторженно. Куинси еще успел увидеть выражение счастья на ее лице. А потом все растворилось в темной дрожащей бездне.
Рейни уснула первая. Куинси тоже собирался вздремнуть, но не смог сомкнуть глаз. Белое покрывало сбилось к ногам. В окна все еще струился свет. Он лежал на спине, голова Рейни покоилась на его плече, рука — на груди. Время от времени Куинси проводил ладонью по обнаженному изгибу плеча, наслаждаясь ощущением ее близости.
