занята. Копия записки была приложена.
— Прочти записку, — скомандовал Грей.
— Я еще не покончила с аффидевитом, — возразила она таким же тоном. Спор с ней не предвещал ничего хорошего. Она юрист, а это был юридический документ, и она будет читать его именно так, как ей заблагорассудится.
Итак, записка ошеломила его. И в тот же миг его охватил ужас. Он вышел из офиса, спустился вниз, к ближайшему ксероксу, и снял копию. Затем вернулся к себе и положил оригинал на то же место под досье на столе. Нужно притвориться, что он никогда ее не видел.
В записке было два абзаца, написанных от руки на обычной канцелярской бумаге фирмы «Уайт и Блазевич». Она была от М. Вельмано, Марта Вельмано, старшего пайщика. Помечена 28 сентября, адресована Вейкфилду и гласила:
«Симз, посоветуй клиенту: исследование завершено — позиция суда будет гораздо мягче, если Розенберг уйдет в отставку. Вторая отставка несколько необычна. Из всех людей Эйнштейн вышел на Дженсена. У этого малого, конечно же, те же самые проблемы.
Посоветуй также, чтобы Пеликан прибыл сюда через четыре года, учитывая другие факторы».
Подписи не было.
На лице Грея отражалась сложная гамма чувств; у него буквально отвалилась челюсть. Дарби стала читать быстрее.
Итак, Март Вельмано был прожорливой акулой; работая по восемнадцать часов в сутки, он чувствовал свою работу несделанной, пока кто-нибудь рядом не начинал истекать кровью. Он был душой и сердцем «Уайт и Блазевич». Для могущественных людей Вашингтона он был жестким дельцом с кучей денег. Он завтракал с конгрессменами и играл в гольф с членами кабинета. А глотки резал за дверьми своего офиса.
Эйнштейн — прозвище Натаниэла Джонса, сумасшедшего юриста-гения, которого фирма держала под замком в его собственной маленькой библиотеке на шестом этаже. Он прочитывал каждое судебное дело, проходившее через Верховный суд, одиннадцать федеральных апелляционных судов и верховные суды пятидесяти штатов. Морган никогда не встречался с Эйнштейном. В фирме редко представляют сотрудников.
Копию Морган положил в ящик стола. Спустя десять минут в офис влетел Вейкфилд, растерянный и бледный. Они все перерыли на столе у Моргана и нашли записку. Вейкфилд был зол, как дьявол, что было ему не свойственно. Он спросил, читал ли Морган записку. Тот сказал, что нет. Очевидно, он, уходя, случайно прихватил ее вместе с бумагами, объяснил он. Велика важность! Вейкфилд пришел в ярость. Он прочел Моргану лекцию о неприкосновенности стола юриста. У него был вид законченного идиота, когда он метался по офису Моргана, выговаривая ему и разъясняя правила поведения. Под конец он понял, что перехватил. Он попытался успокоиться, но впечатление уже возымело действие. Он взял записку и ушел.
Морган спрятал копию записки в одну из книг по праву в библиотеке на девятом этаже. Он был шокирован истеричной выходкой Вейкфилда. В тот день, перед тем как уйти, он тщательно сложил кодексы и бумаги в столе и на полках. На следующее утро он проверил, все ли в том же порядке. И заметил, что кто-то рылся в его столе этой ночью.
Морган стал очень осторожен. Два дня спустя он нашел у себя в кабинете тоненькую отвертку, потом — маленький кусочек магнитофонной ленты. Он понял, что за ним установлено наблюдение, а телефоны прослушиваются. Он ловил подозрительные взгляды Вейкфилда, и чаще обычного в офисе Вейкфилда стал появляться Вельмано.
Затем были убиты судьи Верховного суда Розенберг и Дженсен. У него не было сомнений, что это работа Маттиса и его сообщников. В записке не упоминался Маттис, но там говорилось о «клиенте», а у Вейкфилда не было других клиентов. К тому же ни один клиент, кроме Маттиса, не получил столько выгоды от Верховного суда.
Последний абзац аффидевита был ужасным. По двум обстоятельствам Морган догадался, что его ждет та же участь. С него было снято дело о пеликанах, и его просто загрузили работой, дополнительными часами, запросами. Он испугался, что его убьют. Если они убили двух судей Верховного суда, то смогут убить и скромного служащего.
Он подписал эту бумагу под присягой у нотариуса. Адрес нотариуса был отпечатан под его именем.
— Посиди тихонько, я сейчас вернусь, — сказал Грей, открывая дверцу, и выскочил из машины.
Лавируя в густом потоке транспорта, он перебежал L-стрит. Около булочной находился телефон- автомат. Он набрал номер Смита Кина и взглянул на свой взятый напрокат автомобиль, припаркованный на противоположной стороне улицы.
— Слушай, это Грей. Слушай внимательно и делай то, что я скажу. У меня есть еще один источник по делу, о пеликанах. Это очень рискованно, Смит, и необходимо, чтобы ты и Кротхэммер были у Фельдмана в офисе через пятнадцать минут.
— Что это?
— Гарсиа оставил прощальную записку. Мы сделаем еще одну остановку, а затем приедем.
— Мы? И девушка приедет?
— Да. Возьми видеомагнитофон в конференц-зале. Мне кажется, Гарсиа хочет говорить с нами.
— Он оставил пленку?
— Да. Итак, через пятнадцать минут.
— Вам ничего не угрожает?
— Надеюсь. Только я дьявольски нервничаю, Смит, — он повесил трубку и побежал обратно к автомашине.
У миссис Стенфорд была нотариальная контора на Вермонт. Она смахивала пыль с нижних полок, когда вошли Грей и Дарби. Они очень спешили.
— Вы Эмили Стенфорд? — спросил Грей.
— Да. В чем дело?
Он показал ей последнюю страницу аффидевита.
— Вы заверяли эту бумагу?
— А вы кто?
— Грей Грентэм из «Вашингтон пост». Это ваша подпись?
— Да, моя.
Дарби протянула ей фотографию Гарсиа — теперь Моргана, снятого на тротуаре.
— Это он подписал аффидевит? — спросила она.
— Это Куртис Морган. Да, это он.
— Благодарю вас, — сказал Грей.
— Он мертв, не так ли? — спросила миссис Стенфорд. — Я узнала из газет.
— Да, он мертв, — подтвердил Грей. — А вы, случайно, не читали аффидевит?
— О, нет! Я лишь засвидетельствовала его подпись. Но я знала, что-то неладно.
— Спасибо вам, миссис Стенфорд. — И они вышли так же поспешно, как и вошли.
Тощий человек прятал свой лоснящийся лоб под поношенной фетровой шляпой. На нем были потрепанные брюки и стоптанные туфли. Он сидел в старомодном кресле на колесах перед зданием «Пост» и держал плакатик, оповещавший, что он «Голодный и бездомный». Голова его покачивалась от плеча к плечу, как будто ему от голода свело шею. На коленях у него лежал бумажный пакет с несколькими долларовыми бумажками и мелочью, но это были его собственные деньги. Может быть, он бы лучше играл свою роль, если бы был слепым.
Он выглядел жалко, сидя вот так, подобно овощу, вращая головой, в этих лягушачьих защитных очках. Он пристально следил за каждым движением на улице.
Он видел, как стрелой вылетела из-за угла машина и припарковалась в неположенном месте. Оттуда выскочили мужчина и женщина и побежали по направлению к нему. У него под рваным пледом лежал
