— Мы не разбойники, а заблудившиеся путники. Едем из Албании. Прослышали об этих разбойниках и потому свернули с дороги. Дай нам проводника, пусть он отведет нас в Стамбул и там пробудет с нами несколько дней. Мы заплатим.
— Хоть десяток проводников дадим, милостивые господа. Тут ведь недалеко.
— Нам нужен только один, но толковый — такой, чтобы знал все ходы и выходы в столице и мог, в случае надобности, подковать коня, починить оружие. Пусть он захватит с собой напильник и молоток. Мы за все заплатим.
Старейшина задумался, потом повернулся к одному закопченному шатру и крикнул:
— Шаркези!
Услышав венгерскую фамилию, всадники вздрогнули.
Из шатра вылез обросший грязью цыган лет сорока пяти. На нем были штаны из коровьей шкуры и синяя рубаха. Штаны на коленях были залатаны красным сукном. Он нес под мышкой доломан и накинул его только на ходу. Когда цыган подошел к старейшине, он уже успел застегнуть доломан, стряхнуть пыль со штанов и даже причесаться при помощи пятерни. Его рябая физиономия вопросительно и тревожно обратилась к старейшине.
— Ты проводишь господ витязей в город и будешь им служить. Положи в суму молоток, напильник и клещи.
Гергей вынул серебряный талер.
— Раздай деньги ребятишкам, старейшина. Спасибо за одолжение.
Старейшина сунул талер в карман.
— Я им сейчас такого дам!..
Детишки живо пустились наутек.
— Что же мне взять с собой? — подобострастно спросил Шаркези по-турецки.
— То, что сказал старейшина. А то вдруг конь раскуется или у мушкета кремневый замок ослабнет… Если у тебя найдется и какое-нибудь целебное снадобье для людей и лошадей, тоже захвати с собой.
— Захвачу, господин. — И цыган побежал к шатру.
— Не устали ли вы, милостивые господа? — спрашивал услужливый старейшина. — А то зайдите к нам, отдохните. Может быть, покушать желаете?
И он направился впереди незнакомцев к своему шатру, который стоял под самой высокой скалой, выделяясь среди остальных шатров в таборе красным цветом.
Жена старейшины расстелила на траве три пестрых коврика. Дочь принялась ей помогать, не сняв даже с головы вуали, в которой плясала.
— У нас есть творог, яйца, рис, масло, хлеб, — говорила женщина, кланяясь. — Коли вы, витязи- красавцы, подождете, я и курочку зажарю.
— Подождем, — ответил Гергей. — А то, по правде сказать, мы проголодались, да и не очень торопимся.
Теперь их окружали одни женщины. Каждая предлагала погадать. Старуха цыганка с обвислой грудью уже присела на корточки и начала встряхивать фасоль в решете.
Гергей зашарил в кармане.
— Прошу тебя, раздай им эти деньги, — сказал он старейшине. — У нас нет никакой охоты гадать.
Старейшина сунул талер в карман.
— Вот я их отважу, не будут приставать! — И, подняв палку, он крикнул женщинам: — Убирайтесь отсюда!
Путники мирно расположились на траве и принялись за разнообразные кушанья, которые поставила перед ними жена старейшины.
— Я вижу, вы весело живете, — ласково сказал Гергей старейшине, отхлебнув большой глоток воды из кувшина. — У вас нынче праздник или девушки всегда так танцуют?
— Завтра пятница, — ответил старейшина, — и они подработают немного у Сладких вод.
Гергей старался извлечь пользу из каждого его слова.
— Мы еще никогда не бывали в Константинополе, — сказал он. — Сейчас едем, чтобы вступить в войско султана. А что такое Сладкие воды?
— Это у турок место гулянья на берегу залива Золотой Рог. По пятницам все богатые турецкие семьи съезжаются туда на лодках. В такие дни и цыганам перепадает несколько пиастров. Девушки наши танцуют, старухи гадают. У нас хорошие гадалки…
— За девушек своих не боитесь?
— А чего бояться?
— Того самого, чего все боятся.
Старейшина пожал плечами.
— Что с ними случится?
— В рабство попадут.
— В рабство? Это и для них неплохо, и нам польза. — Он махнул рукой: — Но турку нужна белолицая женщина, а не цыганка. Наши девушки иногда заходят даже во двор гарема. Сейчас вот танцуют вместе, готовятся — может, завтра их пустят в сераль.
Эва обратилась к Гергею:
— Как по-турецки «вода»?
— Су, ангел мой.
Эва вошла в шатер и сказала дочери старейшины:
— Су, су, душечка!
Цыганка отдернула задний полог шатра. За ним в горе темнела просторная прохладная пещера. Из скалы сочилась вода и каплями падала вниз. Капли выдолбили в камне водоем.
— Хочешь, выкупайся, — предложила движением руки цыганка и вместо мыла протянула Эве кусочек глины.
Эва посмотрела на девушку. Цыганка глядела в ответ из-под длинных ресниц. Взгляд ее говорил: «Юноша, до чего ты красив!»
Эва улыбнулась и погладила девушку по нежной горячей щеке. Цыганка схватила руку Эвы, поцеловала и убежала.
Когда путники углубились в чащу, Гергей окликнул кузнеца-цыгана.
— Друг Шаркези! Было у тебя когда-нибудь десять золотых?
Цыган удивился, что к нему обратились по-венгерски.
— Было даже больше, да только, прошу прощения, во сне.
— А наяву?
— Наяву было у меня однажды два золотых. Один я берег два года — хотел знакомому мальчонке отдать, а потом купил на эти деньги коня. Конь издох. Теперь ни коня, ни золота.
— Если будешь нам служить верой и правдой, за несколько дней заработаешь десять золотых.
Цыган просиял.
Гергей продолжал расспрашивать его:
— Ты зачем в Турцию приехал?
— Турки привезли. Все уговаривали, мол, такому силачу-молодцу место только в войсках.
— Да ты же никогда не был силачом.
— А я не про руки говорю, целую ваши руки-ноги, а про дудку. Я на дудке молодецки играл. Дударем я был и слесарем, целую ваши руки-ноги, потому турки то и дело хватали меня. Привезут, поставят работать, а я убегаю.
— Жена у тебя есть?
— То есть, то нет. Сейчас как раз нет.
— Если хочешь, можешь вернуться с нами домой.
— Зачем мне домой, прошу прощенья? Своего доброго хозяина я все равно больше не найду. А дома опять турок схватит.
— А ты разве служил у кого-нибудь?
— Конечно, служил. У большого господина, у самого знатного венгра. Он каждый день давал мне
