Скрипка умолкла, и тотчас послышались требовательные голоса:
– Еще, еще!
Снова зазвучала скрипка, и детский голос запел:
– Збых Кужава в хорошем настроении, – робко сказал Пестка.
Большая половина подземелья была завалена камнями: в этом месте обрушился потолок. По ту сторону обвала горел костер, вокруг которого на мешках, ящиках и гнилых матрасах сидели мальчишки и девчонки. Старшему из них было не больше пятнадцати.
– Збых Кужава, – с глубоким уважением сказал Пестка.
Под копной белокурых волос – чахоточное лицо со странно расширенными ноздрями, словно бы им постоянно не хватало воздуха. Впалая грудь и узкие плечи. Скривившиеся губы и злобно сощуренные глаза.
– Еще, Вундеркинд! Еще,
Посередине стоял ребенок лет двенадцати. Он был некрасив: курчавые рыжие волосы, большой нос, толстые губы и глаза без ресниц, с алыми веками. Он сжимал в руках скрипку. Его губы задрожали, и он запел, аккомпанируя себе на скрипке:
– Что ты умеешь делать, Вундеркинд? – закричала одна из девчонок.
– Петь, играть на скрипке, танцевать и стоять на четвереньках! – быстро ответил ребенок. Он продолжал петь:
Пестка вышел вперед и представил Янека. Збых Кужава окинул его беспокойным взглядом: заметно было, что он ненавидит и боится ребят сильнее себя. Пестка шепнул ему что-то на ухо.
– Что ты хочешь за свою картошку? – спросил Збых.
– Сейчас скажу.
– Лично мне она не нужна, – сказал Збых. – У меня и так жратвы хватает. Спроси остальных. – Он повернулся к Вундеркинду: – Заткни свою пасть и нагрей воды.
Ребенок тотчас скрылся за грудой камней.
– Можно мне с ним поговорить? – спросил Янек.
Збых Кужава пристально посмотрел на него.
– Ты что, только за этим и пришел?
– Да.
– Ладно, валяй даром!
Янек нашел ребенка склонившимся над костром. Он кипятил воду и беззвучно плакал.
– Как тебя зовут?
Ребенок вздрогнул и повернул к Янеку испуганное лицо.
– Вундеркинд, Вундеркинд, – быстро повторял он, как автомат. – Я пою, играю на скрипке, танцую и стою на четвереньках! Не бейте меня!
– Я не буду тебя бить! Больше никто не будет тебя бить, если только ты умеешь играть на скрипке…
Вундеркинд недоверчиво посмотрел на него. Его скрипка стояла у стенки. Янек протянул руку…
– Не трогай! – закричал парнишка. – Збых Кужава тебе морду набьет, если ты до нее дотронешься!
– Я не собираюсь до нее дотрагиваться. И я не боюсь Збыха Кужавы.
– Неправда. Его все боятся.
– Так ты умеешь играть на скрипке или нет?
Ребенок внимательно посмотрел на него:
– Ты любишь музыку?
– Очень.
– Значит, ты не побьешь меня. Нельзя любить музыку и в то же время бить меня… Ты никому не скажешь?
– Никому.
– Тогда слушай…
Он взял скрипку… Одетый в грязное тряпье еврейский мальчик, родителей которого убили в гетто, стоял посреди зловонного подземелья и оправдывал весь мир и всех людей, оправдывал самого Бога. Он играл. Его лицо перестало быть некрасивым, а неуклюжее тело – смешным, и в его худенькой руке смычок превратился в волшебную палочку. Запрокинув назад голову, словно победитель, и приоткрыв рот в торжествующей улыбке, он играл… Мир вышел из хаоса. Обрел гармоничную, чистую форму. Вначале умерла ненависть, и при первых же аккордах, подобно темным личинкам, которых ослепляет и губит солнечный свет, бежали голод, презрение и урод-ство. Во всех сердцах пылал огонь любви. Все руки тянулись навстречу друг другу, и все груди дышали в унисон… Время от времени ребенок останавливался и торжествующе глядел на Янека.
– Еще, – шептал Янек.
Мальчик играл… И вдруг Янеку стало страшно, он испугался смерти. Хватило бы одной немецкой пули, холода или голода, и его душа исчезла бы, так и не вкусив из человеческого Грааля, сотворенного посреди чумы и ненависти, бойни и презрения, ценою кровавых слез и в поте лица, посреди великих физических и духовных страданий, гнева или равнодушия небес, неоценимого труда этих людей-муравьев, сумевших за несколько лет горемычной жизни создать красоту на века.
– А они меня бьют, – с горечью сказал ребенок. – Заставляют меня вылизывать пол языком…
– Как тебя зовут? – прошептал Янек.
– Монек Штерн, – ответил мальчик. – Отец говорил мне, что я стану великим музыкантом… Как Яша Хейфец или Иегуда Менухин [66]. Но отец умер, а они меня бьют.
– Хочешь пойти со мной?
– Куда?
– В лес. К партизанам.
– Мне все равно куда, только бы выбраться отсюда. Но они меня не отпустят. Я – их еврей, их козел отпущения. Без меня они поубивают друг друга.
– Это мы еще увидим, – процедил Янек сквозь зубы.
– Эй там, что за дела? – закричал кто-то. – Вундеркинд, к ноге!
Это был Збых Кужава. Он посмотрел на Янека, сощурившись.
– Сговариваетесь?
– У меня есть мешок картошки, – сказал Янек.
– Это будет стоить два мешка, – возразил Збых. – Я видел, тебе понравилось, сынок.
– Один мешок или вообще ничего.
Мальчики посмотрели друг на друга… Обмен состоялся на следующий день, за спортивной площадкой в Антоколе. Збых Кужава явился в назначенный час вместе с Песткой. Сзади в отдалении семенил маленький музыкант.
– Сюда, Вундеркинд! – прокричал Збых.
Ребенок подбежал.
– Вот он, в целости и сохранности, вместе со своей скрипкой! Пестка, понесешь мешок!
Пестка снял фуражку и почесал ухо.
