пожалуй, единственный кошмар, который я там увидел.
Поездка получилась настоящим путешествием. Когда проезжаешь за гастроли несколько волжских городов или весь Урал, или из Новосибирска через Кемерово доезжаешь до Красноярска, ощущение путешествия не возникает. А тут возникло… Выехали из Питера около часа дня. В Питере накрапывал дождик, лежал вдоль дороги прибитый и грязный снег. Мы ехали на Северо-Запад, ехали-ехали, проехали речку Сясь и населённый пункт с чудовищным названием Сясьстрой, ехали-ехали – и вдруг началось путешествие.
Во-первых, названия населённых пунктов стали такими, что я не смогу их ни вспомнить, ни произнести. Это были слова явно не из русского языка. Во-вторых, снег вдоль дороги побелел и его стало много. Серое небо перешло в синее, и большие облака были красиво пронизаны солнцем. В-третьих, мы ехали, окружённые лесом, хвойным и берёзовым зимним лесом. Ехали долго. Было много грузовиков, которые медленно плелись, и их было трудно обгонять. Дорога в целом плохая. А когда въехали в Карелию, на ней появились лесовозы… В Петрозаводске мы были, когда стемнело…
Сразу скажу, что никакой природной красоты я не увидел, да и местные сказали, что сейчас ничего увидеть невозможно, нужно приезжать летом, тогда всё и откроется. Гостиница стояла на берегу Онежского озера, которое лежало подо льдом, а лёд – под снегом. Да, собственно, я не за видами приехал. Я хотел как можно скорее почувствовать атмосферу города. Всё-таки хоть и маленький город, меньше трёхсот тысяч, но всё же столица Карелии. Ничего столичного в Петрозаводске нет. Центральная улица, идущая от вокзала к Онежскому озеру, в основном, сталинской застройки, есть дома и постарше, но в целом нормальный, чистый провинциальный город. Зато есть деревянные дома, которые отличаются от деревянных строений на юге, в Сибири или на Урале. Многие вывески написаны на русском и карельском языках.
Какие же шикарные в Петрозаводске сосульки! Они у меня вызвали буквально детский восторг. С крыш невысоких построек свисали сосульки такой длины, что до них можно было легко дотянуться, и я это, конечно, сделал. Старался тянуть их медленно, чтобы отломить у самого основания. Много я попортил сосулек. Они были настолько чистые, что я не удержался и вспомнил детство – похрустел ледком. А ещё покидал сосульки, как копья, ножи, поразмахивал некоторыми, как шпагой…
Главный карельский театр представляет собой красивое здание с колоннами, но он, к сожалению, давно на ремонте, пришлось играть в неказистом, приземистом Доме культуры. Я редко так делаю, но это лучшее, что есть в Петрозаводске на сегодняшний день. К тому же публика давно ждала, и спектакль прошёл прекрасно.
За два вечера, проведённых в столице Карелии, постарался побывать в разных заведениях. Народу везде немного, начало недели, зато персонажей насмотрелся. В одном кафе было две компании за разными столами: группа спортивного вида тинейджеров и группа дам от тридцати до пятидесяти. Когда заиграла музыка восьмидесятых, в пляс пустились самый маленький тинейджер и самая высокорослая дама лет пятидесяти. Они затанцевали, потом у них начался какой-то затяжной медленный танец, и они явно завелись друг от друга. Такой разницы в росте и возрасте и при этом такой страсти я не видел никогда в жизни. В другом заведении молодые мужчина и женщина заказали бутылку водки и литр сока. Они пили водку не морщась и оживлённо беседовали. Было видно, что для них это вполне привычный заказ. Приняв грамм по двести, достали гитару и блок-флейту. Женщина очень плохо дважды исполнила песню Высоцкого про бабье лето, а мужчина, не попадая никуда, пытался ей подыграть на флейте. Охрана заведения позволила им это сделать, а потом вежливо попросила перестать. Они не спорили, допили водку и ушли.
Почти во всех заведениях попадались пьяненькие финны. В одном кафе рядом с нами оказался пьяный мужик, который целый час без умолку говорил на каком-то совсем непонятном наречии, и явно не по-фински. Мы уже хотели уйти, но я подождал, пока он закончит разговор, подошёл к нему и спросил, на каком языке он говорил. Он оказался датчанином из Копенгагена. По внешнему виду законченный алкоголик…
А ещё довелось в Петрозаводске о-о-очень вкусно поесть. Я всегда испытываю самые сильные гастрономические впечатления от совсем простой народной еды. В Петрозаводске есть место, где можно такую отведать. Этот ресторан называется «Карельекая горница». Нам сказали, что здесь воспроизведён интерьер типичного карельского дома. Если это так, то карельский дом очень похож внутри на украинскую хату. Но повар там финн! И он готовит… не помню названия этих блюд, но уха из копчёной форели с тонко порезанной картошкой, которая готовится на молоке, – это нечто. Причём картошка порезана так тонко, что я подумал сначала, что это лапша или лук. Почему она не разваривается, но при этом мягкая, не понимаю. Ещё у них есть такие как бы ватрушки из тонкого, твёрдого пресного теста, которые делаются с картошкой и пшёнкой. Это очень красиво, просто и вкусно. В других народных кухнях я этого не встречал. Пироги с сигом, ряпушка, судак, печёная картошка, очень вкусные морсы и травяные настойки. Исключительно хорошо. Вспоминаю сейчас о том, что было недоедено, с досадой… С досадой, что не доел.
Все красоты Карелии: Кижи, разные острова, места, где снимали фильм «А зори здесь тихие» и многие другие фильмы, – всё это осталось не увиденным и всего этого в Карелии много, и всё это рисуется в воображении. Но пока появилось сильное желание вернуться осенью в Петрозаводск, сыграть спектакль в отремонтированном театре и продолжить знакомство с маленькой столицей.
16 марта
Вижу необходимость поднять одну тему Довольно долго думал о том, как и что сказать. Но вот надумал. Тема тонкая и деликатная. Речь об обращениях ко мне за помощью…
Зимой 2000 года я получил премию «Антибукер» за пьесы «Зима» и «Записки русского путешественника». Для меня это было полной неожиданностью, и я был ужасно рад. Честно скажу, рад был даже не признанию, а тому, что премия денежная и большая, – 12 тысяч долларов. К тому моменту я уже два года жил без каких-либо заработков, и можно сказать, мыкался. К тому же у меня семья. Ужас! Просто ужас! Так что 12 тыс. долларов – это вообще большая сумма, а тогда и для меня это был просто джек-пот судьбы. Я поехал получать премию в плацкартном вагоне поезда Калининград – Москва, на купе или самолёт денег не было. Я-то думал, что премию дадут прямо на церемонии, а пришлось ждать выплаты три месяца, да ещё взяли налоги. В итоге я получил девять с небольшим тысяч, но всё равно это было огромное счастье. Я даже думал тогда, что мне этих денег хватит на пару лет. К чему это я рассказываю…
Для того чтобы получить деньги, я специально приехал в Москву. Одет я был в шинель шведского почтальона, купленную в секонд-хенде. Надо сказать, я к тому времени уже давно одевался только в секонде… У меня не было денег даже на метро. И вот прихожу я получать деньги, и женщина, которая их выписывала, радостно мне говорит: «А-а-а, здравствуйте! Если не ошибаюсь, вы тот, кто всю свою премию решил отдать детскому дому!» Я сказал: «Нет, я всё хочу забрать себе… Мне очень нужно». Она сказала: «А-а-а, ну извините!» – и лицо у неё сделалось таким… А может, мне показалось. В общем, настроение было испорчено. Мне отчего-то стало стыдно, и до сих пор я об этом забыть не могу. И долго я разговаривал сам с собой в том смысле, что мне самому надо, у меня ребёнок, которому я не могу купить нормальную одежду, сам хожу чёрт знает в чём, у меня долги, эти деньги я, в конце концов, не в лотерею выиграл и так далее. Дурацкая ситуация.
Я стараюсь активно участвовать в благотворительности. Я поддерживаю тесный контакт и стараюсь принимать участие в мероприятиях фонда «Линия жизни» и того фонда, которым занимаются Чулпан Хаматова и Дина Корзун. Я ощущаю себя в этом смысле полезным и отзывчивым. К тому же мероприятия, которые организуют эти люди, всегда очень действенны, и я в этом мог убедиться. Они занимаются благотворительностью много лет и весьма профессионально.
С некоторых пор мне практически каждый день, а то и по нескольку раз в день, поступают обращения за помощью. Чаще всего от тех, кто решил заняться благотворительностью. Но много и частных обращений по вполне конкретным поводам. Больше половины людей, которые решили заняться благотворительностью, плохо понимают, как это делать. В основном это вполне искренние люди, которые задумали совершенно бессмысленные или безадресные акции. Попадаются и откровенные жулики. В другой половине обращений содержится по большей части отчаяние и боль. Когда на меня нахлынула первая волна, я старался на всё реагировать. Выяснять, разбираться… Но потом понял, что у меня нет ни сил, ни возможности, ни времени не только разобраться, но даже ответить. И я твёрдо решил работать с теми людьми, которые хорошо
