Я не выдержала и прыснула, настолько двусмысленно это прозвучало. Пришлось еще раз заверить его в нерушимости данного слова. Мама дорогая, и на какие только клятвопреступления не толкает нас осознанная необходимость.
Когда небо на востоке подернулось серым, над железным забором появился черный шар, с тремя белыми пятнами. Он повернулся из стороны в сторону, и на несколько секунд замер, как будто вглядываясь во что-то.
– Во блин… – прошептали губы спецназовца, обдавая паром края черной маски, пока глаза не отрываясь смотрели на две неподвижные фигуры, которые в восемь рук обливали из ведер матерящиеся хуже сапожников девицы. – А ну-ка, мужики, устроим райскую жизнь этой сволочи! Пошли!!!
С жалобным теньканьем под лезвием ножа лопнули удерживающие меня веревки, и парень в маске едва успел подхватить мое, бревном повалившееся, тело. Руки и ноги отказывались гнуться, а из гортани вместо слов вылетали какие-то первобытные рыки. Стальное горлышко фляги втиснулось мне в рот, едва не раскрошив зубы, и девяностошестиградусный спирт потек вниз, вынуждая закашляться и зареветь. То есть, зареветь как положено у меня не получилось – все слезы смерзлись ледяным комком где-то под сердцем, и нипочем не желали вытекать на щеки. Пока меня несли до машины, я все пыталась разглядеть, что делают с Павлом. Потому что к этому времени уже не слышала его редких шумных вдохов, и все вырывалась из рук парня в камуфляже. Точнее, мне казалось, что я вырываюсь. На самом деле все мои жалкие потуги напоминали скорее нервную дрожь.
– Тихо, тихо, девочка. – Погладил меня по голове пожилой мужчина в штатском. – Все уже кончилось. Все хорошо. Сейчас в больницу поедем.
– Паша… – наконец-то мои губы прошептали что-то членораздельное. – Что?..
– Да жив он, жив, – сварливо бросил мужчина, усаживая меня на заднее сидение видавшего виды внедорожника, и включая печку на полную мощность. – Говорил же ему: один не ходи… Как бы я потом перед его батей отчитывался? Слава богу, в последний момент успели. Если бы вы после обливания хотя бы полчаса простояли, вас бы уже ничто не спасло.
Мне вдруг стало очень весело.
– А мы с двух часов ночи так стоим, – жизнерадостно заявила я. – Пять раз под душем побывали. Только, пожалуйста, не качайте так головой, а то у меня своя кружиться начинает. Того и гляди в обморок упаду…
Сказано – сделано.
Глава восьмая
– Вы слышите меня? – сквозь шум в ушах донесся до Хуана лишенный эмоций голос. – Как вы себя чувствуете?
– Мог бы и лучше, – удалось выдавить кубинцу со второй попытки. Но если голос постепенно начал ему повиноваться, то глаза пока открыть не получалось. – Где я?
– В полной безопасности, – прошелестел тот же бездушный голос.
– С трудом верится. Особенно если учесть, что я, кажется, привязан.
– Не кажется. Но поверьте, Хуан Валерьевич, это обычные меры предосторожности.
Хуан все-таки открыл глаза, и голос обрел телесную оболочку невысокого седого мужчины, который с удовлетворением рассматривал прикрученного к кровати кубинца.
– Значит, я здесь не случайно. – Хуан попытался улыбнуться, но распухшее от побоев лицо выдало совершенно жуткую гримасу. – Вы меня знаете, но я не знаю вас. Несправедливо. Может быть, представитесь. А заодно расскажите, что вам от меня нужно.
– Зовите меня Анатолий Васильевич, – Меранский подкатил к кровати кресло и, облокотившись на спинку, закинул ногу на ногу. – А нужно нам от вас совсем немного. Можно даже сказать, почти ничего, кроме согласия сотрудничать.
Заплывший глаз Хуана быстро окинул совершенно пустую комнату, с ослепительно белыми стенами, отражавшими яркий свет доброго десятка встроенных в потолок ламп, и снова сосредоточился на своем вежливом тюремщике.
– Мне кажется, вы меня с кем-то путаете. Совершенно не представляю, какой я могу представлять интерес.
– Никакой путаницы, – заверил пленника Меранский. – Нам нужны именно вы. И если выманить вас с Кубы оказалось довольно просто: достаточно было послать электронку от имени Валерия Евсеева, то ваше пребывание в России доставило нам много хлопот. Когда вы не прибыли положенным рейсом, мне стало несколько не по себе. Но после того как ваш отец заявил в милицию об исчезновении гражданина Кубы Хуана Солано, я даже немного запаниковал. Хоть это мне и не свойственно.
– Интересно, кому это я так сильно понадобился? – Хуан умудрился даже пожать плечами. – Можете не отвечать, я догадываюсь. ФСБ не дремлет. Боюсь, что вас ждет большое разочарование. Я – не супершпион, которого нужно похищать, и привязывать ремнями к кровати.
– Вы чем-то недовольны, Хуан Валерьевич? – Меранский удивленно поднял брови. – Хотели бы остаться у этого ненормального замерзать возле столба, или работать боксерской грушей? По крайней мере, здесь вас никто и пальцем не тронул. Тепло, светло и мухи не кусают. Вы что-то сказали?
– Ника, Павел, – еле слышно пробормотал Хуан.
– Я понимаю ваши чувства, – участливый тон Меранского никак не сочетался с абсолютно равнодушным лицом. – Но вы живы. И это для нас главное. Мы не привередливы, и скоро вы в этом убедитесь. От вас потребуется только выполнение инструкции наших специалистов, и примерное поведение. Тогда содержание ваше станет гораздо комфортнее. Как в VIP-номере пятизвездочного отеля.
– Даже не представляю, что вы имеете в виду под словом «сотрудничество». Но чисто гипотетически: что будет, если я откажусь?
– Да ничего особенного, – отмахнулся Анатолий Васильевич. – И все же, я бы не советовал вам отказываться.
– А потом? – Хуан перевел взгляд с седой шевелюры Анатолия Васильевича на подмигивающую лампочку.
– Что «потом»? – нахмурился Меранский.
– Что будет, когда вы получите от меня все, что хотите? С моим сотрудничеством или без него?
– Для вас уже ничего не будет, – глядя прямо в лицо кубинцу, отчеканил Меранский.
– По-крайней мере, честно. – Хуан отвернулся к стене, чтобы не встречаться с удивительно холодными, под стать этой промороженной земле, глазами.
Третье мое возвращение на грешную землю было куда приятнее, чем два первых. Никто не обматывал меня скотчем. Никто не прикручивал к столбу. Раскрыв глаза, я увидела над собой страдальческо-счастливое лицо мамы, и маячившую за ним мордашку Эли. А через две секунды в палату, – диагностического центра, разумеется, ворвалась Наташка Фролова в полной боевой медсестринской форме и, деловито пощелкивая ногтем по огромному шприцу, приказала:
– Больная, повернитесь!
– Может, не надо? – с сомнением пробормотала я, вызвав неподдельную радость у всех присутствующих, решивших, что в моем голосе нет даже признаков простуды. Что, после курса Бекетовских обливаний казалось делом почти невероятным.
– Больная не сопротивляйтесь. Двое суток назад, как только вас сюда привезли, Валерий Павлович передал мне исключительные полномочия по вашему лечению, так что… – Наташка надулась от важности, выпуская из шприца тоненькую струйку, но была остановлена моим воплем:
– А Павел?!
– Все в порядке, Ника! Он в соседней палате лежит. И швы ему уже наложили. И уколами накололи, – привычно затараторила Эля, и я в который раз поразилась, как быстро она возвращается в свое привычное состояние малолетнего несмышленыша. Перед Великим гуру стояла совсем другая Эля Челнокова, благодаря генам, воспитанию и дурному примеру старшего брата готовая завязаться тройным морским узлом, но своего – добиться. Как ловко она притворялась покорной, чтобы получить возможность показать кузькину мать Великому Кеше, хоть и не сомневалась в неизбежности расплаты. Приходилось только сочувствовать ее будущему мужу, получавшему после свадьбы два в одном.
– Они его даже от похмелья вылечили.. – сообщила между тем Эля, с садистским удовлетворением
