нанимать?
— Вася, — говорила дьяконица, ибо дьякона звали Василием Ивановичем, — ведь скоро за сына платить…
Дьякон угрюмо гудел.
— Подожду-у-у-т!
Однако стал крепко задумываться.
Загнали его сюда, забыли его тут, сами в изобилии живут, а о нем и думушки мало. Они-то праведники? Грешнее он других, что ли? За что же должен претерпевать муку адскую раньше Страшного Суда Господня? Нет, должно быть, на их милость и надеяться нечего! Скоро отсюда и уехать не на что будет, придется с дьяконицей по полям пешком идти, а сына за спину посадить. Хоть бы какой захудалый поп приехал! Хоть бы малую толику денег раздобыть да и уехать отсюда восвояси, пока зима ещё не подошла да дороги снегом не завалила. Как быть? Что делать? Видно, уж только на одного себя и рассчитывать приходится…
Что бы такое сообразить?
Дьяконица уж и поплакивать стала.
— Вася… Вася!
— Ну что еще тебе?
— Я скоро повешусь тут!
— Вешайся… сниму! — шутил дьякон.
Однако уж и сам стал испытывать приливы диких мыслей. Томила его сила от бездеятельности. Хотелось горы ворочать, избушки перекидывать в молодецкой игре. А тут приходилось сидеть у окна целые дни, смотреть в желтую даль степей и распевать молебны для собственного удовольствия. Иногда дьякон не выдерживал. С яростью нахлобучивал широкополую шляпу, выходил за ворота, солидной поступью шествовал мимо изб по поселковой улице, а выбравшись за околицу на простор полей, шагал верстовыми шагами и бормотал угрюмые слова. Взбирался на курганы и с такими вибрациями орал на всю степь:
— Го-го-го-о-о-о!!! — Что взлетали галки из диких балок степных и в ужасе уносились на своих черных крыльях, суслики же и барсуки выползали из нор и с удивлением посвистывали.
В одну из таких прогулок дьякону пришла блестящая мысль.
Он вернулся возбужденный и веселый.
— Варюха-а-а!
И когда дьяконица прибежала со всех ног, распорядился.
— Ставь самовар!
— С чего такую рань?
— Сейчас гости будут!
Сам скрылся.
Вскорости к дьяконову дому ото всех изб поселка потянулись прихожане. Набралась полна горница почтенных бородачей. Угощал чаем. Водку же и закуску, по условию, принесли с собою сами. Все с любопытством ожидали: что скажет дьякон?
Дьякон солидно разгладил бороду.
— Друзья! — начал он.
Все притихли.
— Сколько у вас браков предполагается в это воскресенье?
Прихожане потолковали между собой, сосчитали по пальцам.
— Восемь, отец дьякон. Нынешний мясоед свадьбами обилен. У Митрюхиных, у Петровых свадьба, Хорек женится. Вдовуха Микулина тоже…
— А сколько вам у благочинного свадьба обходится?
— Двенадцать рубликов берут.
— С бедных и богатых?
— Не разбирают.
— А еще?
— Дьякону три рубля. В церковь рубль.
— А поездка во что обходится?
— Да в денежку! Худо-бедно пять целковых истратишь…
— Без угощения?
— Угощение особо. Благочинному приходится бутылочку… да гуська. Дьякону бутылочку да курочку. Псаломщику… Сторожу, чтобы церковь отворил.
— Та-а-к, — посмеивался дьякон, — стало быть, четвертная выскочит?
И он чему-то радовался, к удивлению прихожан и дьяконицы. Он даже весело потирал руки, продолжая спрашивать.
— А младенцев много накопилось?
— Дюжинка наберется, отец дьякон.
— Тоже в воскресенье повезут?
— Когда же больше!
— А сколько благочинный за крестины берет?
— Рублик!
— Только?
— А проезд сколько обходится! Худо-бедно два рубля!
Дьякон радовался.
— Хорошо… хорошо! Чудесно!
И вдруг нахмурился.
— А кобылки много на полях?
Прихожане совсем впали в недоуменье. К чему человек разговор клонит, чего с младенцев, да свадеб к кобылке метнулся?
— Замучила, — однако же ответили они, — да и как ей не быть, когда за всё лето на полях молебствий не было! Ведь нынешний год даже и скот не освящен!
— Н-ну… хха-хха!
Дьякон рассмеялся.
Потом величественно поднялся над столом.
— Сколько мне дадите за каждую свадьбу?
На него смотрели в удивлении.
— По пятнадцать рублей дадите?
— Отец дьякон… да что ты будешь делать?
— Повенчаю!!!
Прихожане впали в остолбенение, а дьяконица всплеснула руками и замерла. Она всегда думала, что у мужа ее ума палата, теперь же убедилась в этом больше прежнего, хотя еще и не понимала, в чем дело. А дьякон продолжал рассчитывать.
— За восемь свадеб сто двадцать рублей. И больше никаких расходов. Дальше. За дюжину младенцев двенадцать рублей. И никуда ехать не надо. Еще. Освящение скота? Восемь рублей. Полевой молебен? Десять. Итого сто пятьдесят рублей. Не дорого?
— Чего бы дешевле…
— Дальше.
Достал бумагу и карандаш.
— Хождение по домам с иконами. Кто какие молебны служить будет? Отвечайте.
И принялся составлять список. Любопытство прихожан разгоралось.
— Уж не хочешь ли ты, отец дьякон, откуда священника пригласить? — спросил старый казак. — Ни за што за эти деньги такую даль не поедут. Всё равно присчитают, что ты пропустил. Да побоятся и у благочинного доход перебивать. А и согласятся… тебе ничего не останется!
— Двести! — подсчитал дьякон вместо ответа. И с веселым видом выпрямился.
— Теперь слушайте мой приказ. До субботы эти деньги собрать! Положить к старосте в церковный
