магазинов (на примерку) и принялся Машу мучить. Сначала сделал все, как задумал: завил волосы большими локонами, обрядил в коричневое замшевое платьице, которое и нарядом-то назвать можно было с натяжкой — так, обрезки какие-то.
К ним напялил ей на ноги длиннющие сапоги на высоченной позолоченной шпильке. Бобров пил бренди, хмуро наблюдая за ее превращением.
Когда все было закончено, он отрицательно покачал головой.
— Ну, тогда другой наряд, — согласился с ним стилист.
Переодевали Машу до самого вечера. Она порадовалась, что был понедельник и ей не пришлось отпрашиваться на концерт. Ничего на ней Сержу не нравилось.
«Нет искры», — скупо характеризовал он и выпивал еще одну порцию.
К ночи Маша устала так, словно не переодевалась, а разгрузила вагон с одеждой. Тело все ломило, а решение так и не было принято. Никита злился, сетовал на капризы клиента, намекал на присутствие алкогольного фактора в работе, потом скис окончательно.
— Вот что, — в десятом часу провозгласил Бобров и поднялся из-за стола. — Валите вы по домам. Никитос, ты за ночь подумай, завтра продолжим. Все, что было, — категорически нет. Сделай так, чтобы завтра было «да». Разбегаемся, ребятки, а то я на прием опаздываю.
Придя домой, Маша рухнула на кровать. Очнулась только утром, с ужасом поняв, что начался новый день примерок и поисков имиджа.
Теперь вот нет и трех часов, а все вроде бы готово. Бобров бросил на нее хмурый, явно похмельный взгляд и согласно кивнул, пробубнив стилисту:
— Когда ты прав, ты прав.
— Мне нужно бежать, — пискнула Маша, сознавая, что последует за этим заявлением.
Сознавала правильно. Никита остолбенел от вопиющего нахальства, а Серж подскочил на месте, взревев:
— Что?!
Певица покраснела, потупила взор:
— У меня выступление в клубе. Я не могу подводить ребят.
Повисла нехорошая пауза.
— Хм… — Неожиданно меценат перестал сердиться и задумчиво изрек:
— То, что ты обязательная, — это хорошо. Но решай со своими быстрее. Время не ждет. У нас слишком много дел.
Маша вздрогнула, поняв, что наступил решающий момент. Она обязана поговорить с ним о ребятах. Ну, хотя бы попытаться.
— Мне очень неловко бросать их в такой момент… — Сердце ее, до этого бешено колотившееся, вдруг замерло, дыхание перехватило.
— Хм… — опять изрек Бобров. — Это всегда неприятный момент. Кто-то выбивается, кто-то нет. Ты — да, они — нет. Только и всего. С этим нужно смириться, потому что это жизнь. Жестокая, но ничего не поделаешь.
— И это все? — От неожиданности она вскинула на него глаза и отшатнулась. Ее буравил жесткий, лишенный каких-либо сантиментов взгляд. Взгляд бизнесмена, которому плевать на все, кроме своей выгоды. Она вспомнила их разговор об Ирме Бонд и еще раз утвердилась в мнении, что Серж чрезвычайно опасный человек. Если ему выгодно, он может пойти на все: предать, даже убить.
Подобный вывод вряд ли можно было сделать из их беседы, но взгляд его говорил лучше любых слов.
— А что ты хотела? — он усмехнулся одними губами. — Чтобы я подписал с ними контракт? Я не буду этого делать. Они мне неинтересны. В Москве тысячи парней, бренчащих на гитарах. Твои ребята ничем от них не отличаются.
— Но они были так добры ко мне…
— Оставайтесь друзьями. Это все, что я могу тебе посоветовать. Хороших людей теперь днем с огнем не сыщешь. Нужно сохранить добрые отношения.
Входя в клуб «Фламинго», Маша все еще пыталась себя убедить, что уход из группы — не предательство. Но самой ей в это не верилось. Как же, была группа, она ее солистка. А теперь нет солистки, и группы, получается, нет. Играла бы она на клавишных или на гитаре, они бы враз нашли ей замену. А как найти замену певице? Да еще быстро. Выступления-то никто не отменял. Всю неделю нужно работать, выходной только в следующий понедельник.
— А, — приветствовал ее Леха. — Что, уговорил-таки тебя Бобров?
Маша опешила:
— С чего ты взял?
— Ладно дурочку ломать! Тебе на такого визажиста год копить нужно.
Она запоздало охнула: макияж-то снять забыла. То-то на нее в метро странно смотрели! Отпираться стало бессмысленно.
— Да, — призналась она и во второй раз за день густо покраснела.
— Понятно, — намеренно безразлично изрек Генка.
— Нужно что-то решать. — Вовка хлопнул ладонью по тарелкам, те звякнули тупым звуком. — Я думаю, он не позволит тебе работать с нами.
— Он сказал, чтобы я… — Она запнулась, не в силах повторить бобровское «разобралась». Это прозвучало бы неприлично. Словно ребята какой-то старый хлам, который нужно выкинуть из чулана на помойку.
— Чего-то подобного я, признаюсь, ожидал, — грустно произнес Леха. — Но новый солист будет мужиком.
— Перестаньте! — Неожиданно ее захлестнула злость. — За что вы на меня обижаетесь?! Вы сделали доброе дело, подобрали меня и дали работу. И вы даже не представляете, как я вам благодарна! Но я же вас не кинула! Я просто пытаюсь использовать свой шанс. Так на кого вы обиделись — на меня или на себя за то, что мне повезло? Ведь если бы вы меня не поддержали, ничего бы со мной не произошло! И потом, я останусь с вами, пока вы не найдете мне замену.., только, пожалуйста, не тяните с этим… — Последние слова она произнесла очень тихо.
И снова наступила гнетущая тишина.
— Не забудь прописать обо мне в мемуарах, — буркнул Генка.
Маша вздохнула, глянула на него в упор:
— Если бы я через месяц приплелась обратно и молила бы взять меня, ты был бы рад? Скажи? Если бы у меня ничего не получилось, ты бы остался доволен?
Генка не выдержал ее прямого натиска, моргнул и тоже покраснел до ушей.
— Вот и нечего злиться! — изрекла она. — Все, давайте готовиться.
— Тебе звонила какая-то Катя, — вспомнил Леха.
— Катька? — удивилась Маша. — Странно. Зачем я ей так срочно нужна?
— Не знаю. Я ничего не разобрал. Она постоянно всхлипывала. Просила, кажется, с ней связаться.
Маша вдруг разволновалась. Метнулась к телефону. Три раза у нее никак не получалось набрать нужный номер, палец все жал не на те кнопки.
Что могло заставить всхлипывать вечно жизнерадостную Катьку? И почему она вообще обрывала телефон в поисках ее? Господи, может быть, что-нибудь дома случилось?! Только бы не дома, господи, только бы не дома.
Она не звонила родителям с самого отъезда. Нечего было сообщать. Собиралась на днях.
— Алло, Катя? — крикнула она, услыхав в трубке хриплый голос подруги.
— Аську убили, — сухо произнесла та и повесила трубку.
Маша добралась до Катьки только поздно ночью Выступление нужно было отработать, и никуда тут не деться.
Подруга уже пришла в себя, по крайней мере не всхлипывала. Сидела в кухне на табуретке и угрюмо смотрела в никуда. Маша налила ей чашку чая.
— Миллион раз ей говорила: «Перестань хвастать!» — с ожесточением процедила она. — Бестолочь!
