по прозвищу Лев умер, и его сменил Мелик-шах. И тут Хасан внезапно обращается к Низаму с просьбой предоставить ему место при дворе. Визирь с радостью исполнил юношеский уговор, добившись для своего друга высокого поста. Но вот что он пишет в автобиографии: ‹В самых лестных выражениях я рекомендовал Хасана султану, и он стал министром. Но, как и его отец, Хасан оказался лжецом и корыстолюбцем. С удивительным лицемерием он выдавал себя за человека набожного, что никак не соответствовало истине. Вскоре он полностью околдовал шаха…›
Мелик-шах был молод и неопытен, а Хасан поднаторел в шиитском искусстве пускать людям пыль в глаза, добиваясь их доверия. И все же Низам, имевший за плечами многие годы честной службы и ратных подвигов, еще оставался самым влиятельным человеком в королевстве. Хасан решил устранить его.
В 1078 году султан пожелал, чтобы ему представили полный отчет по доходам и расходам королевства. Низам заявил, что на это потребуется более года; Хасан же утверждал, что справится с работой за сорок дней. Работу поручили ему. В назначенный срок счета были готовы, но в последний момент вмешался Низам, который сказал султану: ‹Господин, этот человек всех нас погубит. Во имя Аллаха, мы должны помешать ему, хотя у меня не поднимется рука на друга детства›. Правда это или нет, но говорят, будто Низам устроил дело таким образом, что в окончательный вариант счетов вкрались ошибки, причем настолько серьезные, что Мелик-шах в ярости отправил Хасана в ссылку: поскольку тот хвалился, что написал все собственной рукой, оправдаться ему не удалось.
Хасан укрылся в Исфахане, где у него были друзья. До нас дошел рассказ об одном эпизоде, весьма характерном для этого человека. Один из его друзей, Абу-аль-Фазаль, пишет, что, закончив горькое повествование о своей опале, Хасан закричал в приступе безудержной ярости: ‹Если бы только у меня было два верных помощника, всего лишь два, я бы свалил и этого турка, и этого крестьянина!›
Решив, что у Хасана от горя помутился рассудок, Фазаль постарался развеять его мрачное настроение, но тот заявил, что поклялся отомстить обидчикам и у него есть план. Для осуществления этого плана он и отправился в Египет.
Позже Фазаль стал одним из ближайших помощников предводителя ассасинов; через двадцать лет Хасан напомнил ему тот разговор в Исфахане. ‹Видишь, - сказал он, - я здесь, в Аламуте; я являюсь повелителем врего того, что созерцаю, и многого другого. Султан и его визирь-крестьянин мертвы. Разве я не сдержал слова? Разве я был безумен, когда говорил, что мне нужны всего лишь двое преданных помощников?…›
В автобиографии Хасан рассказал, что произошло с ним после бегства из Персии. Обучившись тайной доктрине исмаилитов, он понял, какую силу она таит в себе. Ему было известно, что в Каире еще сохранилось ядро этой тайной организации, и, если верить словам Фазаля, еще в Исфахане у Хасана сложился план превращения последователей исмаилизма в беззаветно преданных и дисциплинированных фанатиков, готовых умереть за своего вождя. Что же им рукотворный рай, где меж душистых фонтанов резвятся гурии, где среди великолепных цветов и золоченых беседок исполняются все желания человека. В конце концов Хасан осуществил свой план.
Для своего рая он выбрал укромную долину, которую описал впоследствии Марко Поло, побывавший там в 1271 году: ‹В очаровательной долине между двумя высокими горами он разбил роскошный сад, где росли все дивные плоды и благовонные кусты, которые только можно было сыскать. В разных уголках парка высились дворцы самой разнообразной архитектуры, украшенные золотом, картинами и богатыми шелковистыми коврами. Тут и там были родники, из которых текли подаваемые по невидимым трубам вино, молоко, мед и чистая вода. Каждого, кто попадал в это благословенное место, встречали очаровательные девушки, обученные искусно петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, а главное - им не было равных в кокетстве и искусстве обольщения. Одетые в драгоценные наряды, они целый день забавлялись и резвились в саду и увитых зеленью беседках. Их охранницы наблюдали за ними из потайных мест: им было запрещено показываться на людях. Но зачем же было создано это великолепие?… Дело в том, что Магомет обещал тем, кто повинуется его законам, радости рая и чувственные удовольствия в обществе очаровательных гурий. Хасан же внушал своим последователям, что он тоже пророк и ровня Магомету, раз у него есть власть впустить заслуживших его милость в рай еще при жизни. А чтобы никто из посторонних не мог найти вход в его райский сад, Хасан построил неприступную крепость, через которую, воспользовавшись потайным ходом, только и можно было попасть в эту чудесную долину›.
Хасан завлекал в свои сети молодых людей в возрасте от двенадцати до двадцати лет, особенно тех, в ком угадывались преступные наклонности. Каждый день к нему являлась толпа юношей, и он разглагольствовал перед ними о красотах рая… ‹Иногда он давал некоторым из этих молодых людей усыпляющее питье. Как только те погружались в глубокий сон, их отно сили в разные уголки чудесного сада. Когда же юноши просыпались, их взору представало великолепное зрелище: каждого из них окружали очаровательные девушки, которые пели, играли, завлекали их самыми изысканными любовными ласками, подавали гостям роскошные яства и тонкие вина, а те, опьяненные этой роскошью, считали, что на самом деле попали в рай и вовсе не горели желанием покинуть эти чудеса. После четырех или пяти дней такой райской жизни юношей вновь усыпляли и сонных возвращали обратно. Затем Хасан спрашивал их, где они побывали, и молодые люди отвечали: 'В раю, благодаря твоей милости, господин!'›
И тогда перед толпой своих соучеников, слушавших их с зачарованным вниманием, юноши подробно рассказывали обо всем, что видели. Хасан же говорил им: ‹Пророк завещал нам, что тот, кто будет ревностно служить своему Господу, после смерти прямиком отправится в рай. Если вы покажете свою преданность и будете исполнять мои приказы, и вас ожидает эта счастливая участь›.
Некоторые из учеников кончали с собой, чтобы побыстрее попасть в чудесную долину, но оставшимся было заявлено, что лишь смерть на службе у Хасана откроет перед ними врата рая.
В XI веке этим сказкам верили не только доверчивые персидские крестьяне: даже самые ученые мудрецы признавали существование райских садов и гурий. Правда, суфии[9] называли райский сад аллегорией, но большинство людей в то время считали его самой что ни на есть реальностью.
В труде ‹Искусство лжи› Абдель-Рахман Дамасский рассказывает о еще одной уловке Хасана. Предводитель ассасинов приказал вырыть в своем зале для аудиенций глубокую и узкую яму. Один из его учеников забирался туда, так что видна была только его голова. Вокруг его шеи размещали круглое блюдо из двух половинок, скрепленных между собой. Таким образом создавалось впечатление, что на металлическом блюде, лежащем на полу, покоится отрубленная голова. Чтобы картина выглядела более правдоподобной (если можно употребить здесь это слово), на блюдо вокруг головы наливали немного крови.
В зал вводили неофитов. ‹Скажи им, что ты видел!› - командовал предводитель, и ученик принимался расписывать чудеса рая. ‹Перед вами голова человека, которого все вы хорошо знали, - обращался к юношам Хасан. - Я оживил его, чтобы он сам поведал вам о загробной жизни›.
Самое ужасное, что позже несчастному действительно отрубали голову и вывешивали ее на всеобщее обозрение, чтобы убить малейшее сомнение в правдивости Старца Горы.
Сохранилось немало свидетельств слепого бесстрашия членов этой секты. Вот одно из них, оставленное европейцем, который удостоился чести быть приглашенным на спектакль, так поразивший столетием раньше посланца Меликшаха. Граф Анри де Шампань пишет в своих мемуарах о том, как в 1194 году проезжал через земли исмаилитов. Предводитель ассасинов послал своих людей поприветствовать его и пригласить погостить на обратном пути в замке. Граф принял приглашение. Когда он явился в замок, Дай- эль-Кебир (‹Великий миссионер›) лично выехал ему навстречу и принял с почестями, показав ему свои владения. Обойдя замок они поднялись на одну из самых высоких башен. На каждой из башен стояло по двое часовых в белых одеждах. ‹Эти люди, - сказал Дай-эль-Кебир, - более послушны мне, чем ваши христианские подданные своим господам›. По его сигналу двое часовых бросились с башни и разбились насмерть. ‹Если вы пожелаете, - сказал ‹Великий миссионер› изумленному графу, - все эти люди последуют их примеру›. Граф в ужасе отверг это предложение, охотно признав, что ни один христианский правитель, будучи в здравом уме, не может рассчитывать на подобное беспрекословное повиновение. Когда же де Шампань уезжал, нагруженный богатыми дарами, предводитель шепнул ему с видом заговорщика: ‹Благодаря этим испытанным слугам я избавляюсь от врагов нашего общества…›
Кое-какие подробности образа мыслей Хасана ибн-Саббаха можно найти в дошедшем до нас рассказе о его молодых годах; считается, что этот рассказ автобиографичен. Удивительно, насколько похоже протекает
