– Маньяк бы тебя изнасиловал или…
– Лоран, пощади!
– Хорошо. Возможно, человек, желавший твоей смерти, не является отцом твоего ребенка. Возможно, ты замужем, и твой муж остался в России…
Она посмотрела на свои руки. Лоран уловил этот взгляд.
– Отсутствие кольца еще не означает, что ты не состоишь в браке… Что возникает в твоей памяти при мысли об отце мальчика?
– Ничего.
– Ладно, зайдем с другой стороны. У тебя родители есть? Ты вспомнила, что москвичка… А там, в Москве, у тебя есть мама? Папа? Бабушка с дедушкой?
Она задумалась.
– Мама… Я вижу ее лицо, я ее помню!
– Она жива?
– У меня нет мысли, что она умерла…
– Имя не вспоминается?
– У меня крутится в мозгу имя «Галина»… Но мамино ли?
– Не важно, пока не напрягайся. Давай поговорим о Франции. Ты сказала вчера, что приехала к кому-то в гости. Значит, ты тут не живешь. И у тебя должна быть виза… Нет, это ничего не даст, – перебил он сам себя. – Консульство не сможет выловить сведения обо всех Лизах, въехавших во Францию, тем более что мы не знаем дату… У тебя очень приличный французский, возможно, ты здесь уже довольно давно находишься?
– Я его учила в… В университете!
– И на кого ты там училась?
– На филолога, кажется…
– Год выпуска?
– Не знаю… Недавно.
– Сколько тебе лет? Или год рождения?
– Двадцать… с чем-то… Четыре… или пять…
Лоран вздохнул.
– А тебе, кстати, сколько?
– Тридцать три.
– Да? А я думала, лет двадцать семь!
Лоран отчего-то нахмурился.
– Зайдем с другой стороны. Попробуй вспомнить, где ты жила во Франции. В наших местах? В крупном городе? В Париже, в Ницце? Ведь человек мог тебя привезти сюда издалека под каким-то предлогом – посмотреть достопримечательности, к примеру…
– А Сашенька? Я разве могла уехать без него?
– Раз ты не кормишь грудью, то… Мало ли, оставила с подругой.
– Мне кажется, что я жила где-то здесь, в горах. Я помню, что я их не люблю… У меня от них что-то вроде… как называется чувство, когда неуютно в замкнутом пространстве?
– Клаустрофобия.
– Вот-вот. А откуда бы ему взяться, если бы я тут не бывала раньше? В Москве гор нет… К тому же такие виллы, как твоя, мне кажутся знакомыми. Эти плитки на полу, этот теплый цвет охры, которым выкрашен дом… Или белый… Белый дом, но плитки на полу из такого же камня… Они всегда нагреваются на солнце, и по ним приятно ходить босиком… И кресло-качалка на террасе… и бассейн… Мне это все знакомо. И, знаешь, мне такие дома нравятся, и теплые плитки на полу, и терраса… Еще барбекю должно быть!
Она принялась оглядываться, ища глазами печку с решеткой.
– Вон там, – произнес Лоран, указывая на некое сооружение под плотным пластиковым чехлом. – Он заржавел…
Лоран им давно не пользовался: на одного себя готовить лень, слишком хлопотно, а друзей он давно перестал собирать. Зачем? Чтобы слушать пустой треп? Для этого он иногда, в качестве развлечения, спускался в Ниццу, где присоединялся к тусовкам бывших однокурсников. А у себя дома он предпочитал послушать хорошую музыку на террасе.
– Но это важно, что ты вспомнила такие детали! Память потихоньку прорывается через заслоны. И с каждым днем будет все лучше, Лиза. Просто наберись терпения!
– С
– Или недель, не хочу тебе врать.
– А Сашенька?!
Она заплакала. Навзрыд, захлебываясь слезами.
Лоран встал, ушел в дом, вернулся со стаканом воды и таблеткой. Лиза, не спрашивая, взяла ее с его ладони и проглотила.
– Вот умница.
Он обвил рукой ее плечи и легонько прижал к себе. Когда утихли последние рыдания, когда ее тело расслабилось, обмякло на его плече, он помог ей встать с шезлонга, помог натянуть на себя майку, отвел в спальню, уложил. Лиза поерзала, устраиваясь на постели, сонная. Майка от этого движения немного задралась, обнаружив стройное бедро и чуть-чуть ягодицу. Лоран посмотрел и прикрыл Лизу одеялом.
Если боги зачем-то послали ему эту девушку, то явно не для страсти. Умом он понимал, что она хороша собой и привлекательна… Но Лоран не мог воспринимать ее иначе чем как ребенка. Милого, непосредственного, нуждающегося в заботе… Его заботе.
Но ребенка. А не женщину.
Он смотался в медицинский центр, принял оставшихся пациентов, затем заехал в свой любимый ресторан, где попросил приготовить ему несколько блюд «на вынос» для ужина, – не покупать же снова пиццу, тем более что Лиза его подколола… В ресторане такой практики не имелось – делать блюда «на вынос», но доктор Бомон был их постоянным клиентом, ему не отказали.
Потом он проехался по магазинам, купил Лизе на свой страх и риск – точнее, на свой вкус – пару комплектов нижнего белья, летнюю пижаму, ночную рубашку, купальник, солнечные очки и крем для загара. Вернулся в ресторан, забрал готовые блюда и отправился домой.
Лиза находилась в своей комнате – спала ли, нет ли, но звать ее он не стал: сон и покой – лучшее лекарство. Он снова обошел дом и сад, но ничего подозрительного не обнаружил. Да и не сунется сюда этот тип днем, при ярком свете! Он вернется ночью, – подумал Лоран, почему-то уверенный в этом.
Раздевшись, он нырнул в бассейн, где поплавал минут двадцать; затем сходил в душ, переоделся и принялся накрывать стол на террасе. Неожиданно поймал себя на мысли, что ему это доставляет удовольствие. Давно такого не было… Шанталь сбежала из его жизни, а после нее не было у Лорана ни одной женщины, вот уже больше года. Никто не приходил к нему домой, ни для кого не накрывал он ужин, ни с кем не пил вино на террасе под звездами… А звезды тут крупные, спелые, отборные – ими можно любоваться часами и не уставать!
Мысль о том, что Лиза разделит с ним этот вечер, его радовала.
«А потом память вернется к ней, и она улетит отсюда к своему Сашеньке…» – вдруг подумал он.
И рассердился на себя за эти мысли.
– Давай я тебе помогу, – услышал он голос Лизы за спиной.
Он обернулся. Волосы ее были мокрыми, с них капала вода ей на плечи и грудь.
– Я ванну приняла, – улыбнулась она, уловив его взгляд. – Только не знаю, где взять полотенце.
Мокрыми были не только волосы, – мокрой была и его майка, которую Лиза носила как короткое платье, и липла к телу, очерчивая грудь и бедра. Он и вправду утром унес сушиться ее полотенце, а новое забыл повесить в гостевой ванной…
Лоран отвел взгляд.
– Ты напрасно сделала это без моего разрешения, – произнес он хмуро. – Наклейка на ране наверняка промокла и отклеилась!
– Ничего не отклеилась! Смотри сам!
