воздерживался от слежки в последующие дни – чутье его обострилось, и вел он себя крайне осторожно, как и положено хищнику.
Пару раз он сталкивался с самим Мурашовым, но это было не опасно: тот не знал Филиппа в лицо. Мурашов совершенно не обратил на него внимания тогда, в больнице, когда Филипп подслушивал их разговор с врачом. К тому же теперь инстинкт подсказал Филиппу сделать вид, что он местный житель, и один раз при виде Мурашова он заговорил с каким-то пацаном, в другой раз – вошел в подъезд дома напротив. К счастью, Филипп носил черные очки, и они скрывали его взгляд, наливающийся тяжелой ненавистью при виде того, кто украл у него Алю.
И наконец он дождался. Его постоянные дежурства принесли свои плоды: Аля вышла из дома!
Когда он увидел ее, то бессильно шагнул в ее сторону, его тело сделалось мягким, ватным, жарким, и он остался на месте, притулившись к стенке плечом.
Аля немного изменилась за все это время; она была бледна, совсем не загорела за лето, но черты ее лица как будто бы стали четче, резче, ее глаза (она почему-то не надела очки) с темными зрачками сделались совсем огромными и загадочными, а в линии губ образовалась новая, сладкая, чувственная ямка. Она стала немного другая, но такая же красивая; еще более соблазнительная, еще более желанная… Выражение лица ее было безмятежно, глаза сияли счастьем.
Филиппа больно кольнула ревность. Резанула ревность. Нет, хуже – ударила под дых. Он был в бешенстве. Как она смеет быть счастливой без него!!! Так бы и прыгнул, схватил, унес бы волком к себе в логово!
Но надо было быть осмотрительным, ждать.
Он ждал. Он следовал за ней по другой стороне улицы, она его видела, она на него косила краем глаза, она ему улыбалась; она его не узнала. Разумеется, не узнала. Не могла узнать, в драных джинсах, потертом свитере, в кепи и очках.
Ничего, узнает. Сегодня. Узнает не вчерашнего панковатого парня – узнает Мужа. Того, кто приходил к ней в больницу. Того, с кем она должна жить. Обязана жить.
Она ведь меня не любит, не помнит – мелькнуло где-то на краю, на периферии сознания.
Ерунда.
Зато он ее знает, Алю: когда она его увидит, она испугается – потому что она понимает, что нехорошо жить с не-мужем, когда у тебя муж есть; когда она испугается, она будет парализована, так всегда с ней бывает. Она ничего не успеет ни сообразить, ни предпринять, как он ее уже посадит в машину и увезет. И все.
А что будет потом – видно будет. Он ее удержит – хоть силой, хоть сказками про милицию, про суд, и она не посмеет от него уйти. А там привыкнет. Полюбит – почему нет? Любила же когда-то? Опять полюбит. Он знает, в чем его власть над ней, он знает, как с ней нужно, стоит ему только к ней прикоснуться, вот так… да, вот так…
Воображение его заработало, воспоминания мешались с фантазией, кровь прилила к лицу, и он простоял так какое-то время, в оцепенении, красный, тяжело дыша…
К действительности его вернул любопытный взгляд прохожего.
…Что же Аля так долго? Что можно делать в магазине полтора часа? Она что, весь магазин скупает? Ну и хорошо, он ее увезет вместе с покупками, будет что носить на первое время…
Нельзя так задумываться, он перестал следить за дверьми магазина, за долгое ожидание его внимание рассеялось! Вот какая-то женщина вышла только что – не Аля ли? Филипп вытянул шею, разглядывая за прохожими вышедшую женщину. Нет, не Аля. Не мог ли он ее пропустить? Нет, конечно, не мог.
Но невозможно же столько времени находиться в магазине! Он, должно быть, ее пропустил, упустил!
Филипп шагнул из-за угла и остановился у витрины.
…Совершенно очевидно, что нужно взять вот эту юбку с этим жилетиком. Маленькую черную юбку с маленьким стеганым жилетиком; они ей так идут! Только какой пояс выбрать? Понятно, что черный, но лакированный или замшевый? Лучше просто кожаный; но тогда с какой пряжкой?
Молоденькая продавщица уже устала с ней – подавать ей юбки и платья, брюки и шорты, пиджаки и кофточки, пояса и шарфики, говорить комплименты.
– Заканчиваю, заканчиваю, – засмущалась Лина, приметив раздраженный взгляд, – вот этот, возьму, пожалуй, да, вот этот.
Лина еще раз повернулась перед зеркалом.
Решено, этот пояс лучше всех. Отлично сидит, сдержанный, из хорошей кожи… Лина напоследок окинула себя взглядом с головы до ног.
Но в зеркале была не только она. В зеркале, несколько смазанный расстоянием и отблесками света, но все же хорошо видный, был еще и высокий, темноволосый мужчина, одетый в элегантный костюм, с галстуком, с булавкой, со стрижкой…
В зеркале был Муж.
Он стоял снаружи, на улице, у края витрины и смотрел через отсвечивающее стекло внутрь магазина, приставив ладонь к лицу.
Побледнев, Лина слабеющими ногами сделала шаг вбок за стойку с одеждой. Сердце ее бешено колотилось.
Продавщица глянула на нее с изумлением.
Пускай, не до нее.
Уняв немножко свой пульс, Лина осторожно выглянула из-за стойки: по ту сторону витрины никого не было. Уж не привиделось ли ей?
