В конце концов Леньку отпустили, а Митяйку оставили в отряде. Огорчился Митяй сильно, завидовал Леньке, даже обиделся на него, но Мухарев пообещал взять Митяйку в дальнюю разведку, и мальчуган снова повеселел.
Сборы наконец закончились. Женщины старательно зашили бараньи и свиные туши в новые холстины, топленое масло уложили в бочонки, мед – в берестяные туески, увязали в мешки зерно, муку, горох, разные крупы. Мужики проверили сани, починили сбрую, крепко-накрепко затянули возы, и под вечер обоз тронулся в путь.
Приказ из бригады дали ехать только ночами: так безопаснее, да и дорога по ночному морозцу куда легче для лошадей.
За ночь, если дорога была хорошая, делали километров по двадцать. Перед рассветом обоз останавливался в деревнях. Лошадей ставили во дворы, под навесы, высылали за деревни охрану и ждали до вечера.
Так, без особых приключений, прошли большую часть пути. Дня через два должны были соединиться с остальными, а накануне догнали часть подвод; шедших впереди, и поехали вместе.
Фронт переходили ночью, под прикрытием нашей артиллерии. Командир дивизии, стоявшей на этом глухом участке, знал о подходе обоза. В назначенный срок он выслал навстречу партизанам гвардейцев- разведчиков, они и повели обоз глухими, только им ведомыми тропами через линию фронта.
При переходе фронта серьезного боя не было. Вражеский заслон сняли легко, но подкрепление к гитлеровцам могло подоспеть в любую минуту. Поэтому в полночь заговорили советские пушки. Они били по немецким позициям, оставляя только узкую полосу, где должен был проходить партизанский обоз. Разведчики торопили: надо вовремя проскочить в образовавшуюся брешь.
После, вспоминая об этой ночи, Ленька никак не мог сообразить, о чем же думал он, торопливо шагая в потемках, озаряемых вспышками выстрелов. В памяти остались только неподатливые, тяжелые сани да стремление как можно быстрее пройти это место, называемое линией фронта…
Через несколько дней во всех газетах писали о всенародном подвиге непокоренных и сильных духом людей, о партизанском обозе, о письме в Кремль. Но никто из сопровождавших обоз не знал этого: центральные газеты еще не дошли до переднего края.
Обратно тоже ехали не порожняком. Подводы нагрузили оружием, толом, боеприпасами, кирзовыми сапогами – всем, что требовалось партизанам. Через фронт переправились на другом участке, и обоз снова разделился на десяток отдельных групп. Он словно исчез, растаял в приильменских лесах и болотах.
Гитлеровцы все же что-то пронюхали о партизанском обозе. Они рыскали по дорогам, прочесывали деревни, высылали авиацию, но все напрасно.
…На следующую ночь рассчитывали быть в партизанском крае. Ленька, Степан и еще один партизан разведывали дорогу впереди обоза. Они миновали деревянный мостик через потемневший от полой воды ручей и только поднялись на пригорок, как увидели двух мчавшихся им навстречу лошадей. Впереди бежал вороной жеребец, запряженный в ковровые санки. Конь мчался вскачь, далеко разбрызгивая мокрый снег. Разведчики едва успели отскочить в сторону. Но Степан все же изловчился, схватил коня под уздцы и повис под его мордой. Жеребец протащил Степана несколько шагов и остановился.
Напирая сзади на санки, остановилась и вторая лошадь, запряженная в крестьянские розвальни. На облучке передних санок с ременными вожжами в руках сидел худощавый верзила. Выпиравшая челюсть придавала его лицу свирепое выражение. На его плечи был накинут тулуп, из-под которого виднелся не то китель, не то пиджак серо-зеленого цвета. Позади возницы сидели двое – тоже в тулупах. Разглядеть сидящих Ленька не мог: конь проскочил вперед, а поднятые воротники закрывали их лица.
Сидевший на облучке переложил вожжи в одну руку, а другой потянулся в сани, но подскочившие разведчики уже навели на него свои винтовки. Изобразив на лице улыбку, верзила отказался от своего намерения и сказал:
– Бросьте баловать! Вам чего надо? Степан, не отпуская коня, спросил:
– Кто такие? Куда едете?
– Мы-то… – Сидевший на облучке запнулся. – Агронома везу с женой. От немцев сбежали, сил никаких нет. Партизан ищем, а вы тут как раз и подоспели.
– А ну, выходи из саней, – приказал Степан. Он подошел ближе. Ленька все стоял позади санок, вскинул самозарядку.
Первой вышла из саней женщина. Медленно начал сползать с облучка и возница. Только третий все еще мешкал, запутавшись в полах своего тулупа.
– Снимай того с саней. – Степан кивнул Леньке на задние розвальни.
На санях была навалена груда какой-то одежды. Ленька еще не успел разглядеть, что там такое, как за его спиной раздался неистово резкий окрик»
– Спира, гони!
Ленька стремительно оглянулся. В нескольких метрах от себя он увидел лицо человека, которого узнал бы, кажется, и через сто лет. Оно мелькнуло перед ним на какую-то долю секунды. Но и этого было достаточно. Ленька узнал карателя Гердцева!
Здоровенный возница Спира сбросил тулуп, оттолкнул Степана и прыгнул обратно в сани. Он гикнул, хлестнул жеребца, и конь с места понес во весь опор. Из-под копыт взметнулись комья снега, и через мгновенье санки были уже на мосту. Но Степан, едва удержавшийся на ногах, все же успел сделать выстрел. Спира выронил кнут и медленно начал опускаться в сани. Было видно, как Гердцев, вцепившись одной рукой в сани, другой пытался дотянуться до вожжей, но Спира заслонял их своим телом. Тогда Гердцев с невероятной силой приподнял за плечо своего спутника и толкнул его с облучка в сторону. Возница свесился с саней, некоторое время его безжизненное тело как-то держалось в этой бешеной скачке, но вскоре свалилось на дорогу.
А Гердцев, не оглянувшись, продолжал нахлестывать жеребца.
Выскочив на другую сторону ручья, он круто повернул лошадь и продолжал скакать прямо по целине. Разведчики открыли огонь. Но только один Ленька знал, какого лютого врага они упустили. Он приложился к самозарядке и выстрелил. Впервые стрелял он по врагу. Раздался выстрел. Мимо! Ленька снова нажал на
