на втором повороте сворачивай влево.
— Почему прямо не проехать?
— Пикет Безопасности. Не на виду, конечно — пока не проедешь, ничего не узнаешь. Но электроника под поверхностью дороги запрашивает автоответчик в твоей машине и получает код. Сверяется с записью. И люди начинают интересоваться, чем ты здесь занят. Пешком безопасней, хотя и намного холодней.
— Никогда не слышал, что они применяют что-нибудь подобное.
— Похоже, Билл, у тебя будут каникулы для углубления образования. Помедленней… стоп! Я открою гараж, а ты загони в него свой драндулет. Здесь он будет в полной сохранности.
В гараже было холодно и туманно. Ян подождал в темноте, пока Фрайер закрывал за ними дверь, затем прошел внутрь, освещая путь фонариком. В пристройке за гаражом была комната, освещенная одинокой лампой без абажура. Фрайер включил единственную конфорку электрической плиты, чтобы немного обогреть комнату.
— Вот где мы с тобой переоденемся, кореш, — сказал Фрайер, снимая с вешалки грубую одежду. — Я вижу, ты сегодня не брился, как тебе советовали. Очень мудро. И ботиночки у тебя будут что надо после того как мы немного вымажем их грязью и вываляем в золе. Но все остальное снимай, вплоть до последней тряпки.
Ян пытался не дрожать, но это оказалось невозможно. Толстые зловонные брюки повисли как ледяные корки на замерзших ногах. Рубашка из грубой ткани, куртка по пояс без пуговиц, драный свитер и еще более драное пальтецо. Однако одежда, хоть и остуженная, была достаточно теплой.
— Не знал размера твоей шляпы, поэтому прихватил вот эту, — сказал Фрайер, протягивая балаклаву ручной вязки. — Все равно, для такой погоды она даже лучше. Извини, но тебе придется оставить эти замечательные меховые перчатки. Не у многих бедняков есть перчатки. Но ты сунь руки в карманы, и все будет в порядке. Вот так, отлично. Родная мама ни за что не узнала бы тебя в этой одежде. Вот теперь можно идти. Когда они вышли и зашагали по темным улицам, все оказалось не гак плохо. Козырек балаклавы прикрывал лицо Яна, руки его зарылись в глубокие карманы, и ноги не мерзли в старых горных ботинках, которые он извлек из недр своего гардероба. Настроение было хорошее, ибо во всем мероприятии присутствовал дух авантюры.
— Тебе лучше держать рот на замке, кореш, пока я не дам «добро». Одно твое слова, и они поймут, кто ты. Сейчас пришло время для поллитровки, жажда делает свое дело. Пей, что дадут, и помалкивай.
— А что если кто-нибудь со мной заговорит?
— Не заговорят. Не тот кабак.
Порыв теплого, шумного ветра обрушился на них, когда они отрыли тяжелую дверь. Мужчины, одни лишь сидели за столами и стояли у бара. Иные ели с тарелок, подаваемых через люк в стене. Тушеное мясо, заметил Ян, проходя мимо заставленного стола, на котором лежали ломтики черного хлеба. Возле обшарпанной, мокрой стойки была комната, и они подождали там, пока Фрайер не подал знак одному из барменов.
— Два по пол-горлодера, — сказал он, затем тихо пояснил Яну. — Слабое пиво здесь как моча, лучше пить сидр.
Ян ворчанием выразил одобрение и склонился над принесенным бокалом. Едко и жутко. На что же похоже здешнее пиво в таком случае?
Фрайер прав: это бар не для общения. Люди разговаривали между собой, но ясно было, что они знакомы и пришли сюда вместе. Те, кто пришел один, общались только с выпивкой. Дух депрессии витал над темной комнатой, украшенной по стенам единственной декорацией — заляпанными открытками на пивную тему. Пьяницы явно искали не отдыха, а забвения. Фрайер смешался с толпой, а Ян сделал большой глоток, но тут Фрайер вернулся вместе с другим человеком, абсолютно ничем не отличавшимся от остальных, в поношенном темном одеянии.
— Мы уходим, — сказал Фрайер, не потрудившись представить этого человека. Им пришлось идти по глубокому снегу, уже поднявшемуся над поребриком, ноги утопали в сугробах.
— Мой приятель знает здесь многих. — Фрайер кивнул в сторону нового спутника. — Всех знает. Знает все, что происходит здесь, а Излинг — тоже.
— Бывал уж тут, — прошепелявил человек. Похоже, во рту у него зубов осталось совсем немного. — Эх, и хватил же лиха. Тяжелая работа — валить лес в Шотландии. Хотя привыкаешь. Тут есть одна старуха, увидите, как она живет. Не ахти какая жизнь, но скоро она и ее лишится.
Они свернули в ворота в ряду приземистых муниципальные бараков, пересекли пустырь между ними. Он был вымощен, местами пробивалась трава. Установленные высоко на здании прожектора освещали пустырь, как, тюремный двор, ярко высвечивая детей, лепящих гигантского снеговика. Внезапно вспыхнула ссора, они закричали принялись лупить какого-то малыша, которому удалось, наконец, оторваться от них и убежать с громким криком, оставив на снегу след из красных капель. Никого из спутников Яна, похоже, не заинтересовала эта сцена, поэтому и Ян выбросил ее из головы.
— Лифт не работает. Обычное дело, — сказал Фрайер, когда они пошли вслед за своим гидом по ступенькам. Пять грязных пролетов. Стены испещрены рисунками. Но все же достаточно тепло, словно электроэнергия здесь не ограничена.
Дверь была заперта, но у человека оказался ключ. Они вошли вслед за ним в единственную комнату, теплую, ярко освещенную в которой пахло смертью.
— Ну что, неважно она выглядит? — сказал проводник, указывая на женщину в постели. Она была цвета пергамента, кожа светлее, чем грязные простыни на кровати. Одна высохшая рука держала под подбородком скомканный край простыни. Старуха глубоко и хрипло дышала.
— Можете поговорить, если хотите, — сказал Фрайер. — Здесь все свои.
— Она больна? — спросил Ян.
— Смертельно больна. Ваша честь, — сказал беззубый. — Доктор смотрел ее еще осенью, дал немного лекарств, и все.
— Надо ее отправить в больницу.
— Больница только для умирающих нищих.
— Тогда доктора.
— Она не может до него дойти. А он не придет, если нет денег.
— Но есть же фонды для оказания помощи… людям.
— Есть, — сказал Фрайер, — их вполне достаточно, если на то пошло. Если Безопасности напомнить о ней, то там пожелают узнать, откуда нищенка брала свои крохи, кто ее друзья и тому подобное. Вреда будет больше, чем пользы. Вот мы и не идем на это.
— Выходит, ей остается только умереть?
— Все мы умрем рано или поздно. Раньше, если в нищете. Пойдем отсюда.
Они не попрощались с беззубым, который подтянул кресло и уселся рядом с кроватью. Ян оглядел помещение, ветхую мебель, санитарную арматуру на стене, еле прикрытой ободранной ширмой. Тюремный подвал выглядел бы лучше.
— Скоро он к нам вернется, — сказал Фрайер. — Хочет немного посидеть с мамой.
— Эта женщина его мать?
— Ну да, с кем не бывает.
Они спустились в подвал, в общественную столовую. Похоже, частная кухня была для бедняков роскошью. За грубыми столами сидели люди всех возрастов, ели или толпились в очереди к окутанному паром прилавку.
— Брось в автомат, когда будешь брать поднос, — сказал Фрайер, вручая Яну красный пластиковый жетон.
Автомат не отпускал поднос, пока не провалился жетон. Ян засеменил за Фрайером, приняв на себя удар полного до краев котла, который тащил потный поваренок. Дальше находилась огромная куча ломтей черного хлеба, и он взял один кусок. Это был обед. Они сели за столик, на котором не было приборов с приправами.
— Как я должен это есть? — спросил Ян, с сомнением гладя в миску.
— Ложкой, а ее нужно всегда носить с собой. Но я захватил две, зная, что тебе это в новинку.
Это была чечевичная похлебка с плавающими в ней кусочками овощей. На вкус неплохая, совершенно
