держатся в сторон от нас, мы на них не обращаем внимания. Но ваши силы государственно? Безопасности тоже снаряжают патрули, и один из них гнался за контрабандистом, который вас едва не опрокинул. Врезался же в вас береговой охранник. Очевидно они не заметили вас в темноте. В любом случае им повезло. Мы видели вспышку взрыва, и проследили за сторожевиком который в одиночку вернулся в порт.
Ян покачал головой.
— Никогда не слышал ни о чем подобном. У пролов есть любые таблетки, травка — все, в чем они нуждаются…
— Им нужны значительно более сильные наркотики, чтобы забыть о жалком существовании, которое они влачат. А теперь, пожалуйста, перестаньте меня ежеминутно прерывать и повторять, что никогда ничего подобного не слышали. Я это знаю, и вот почему пытаюсь втолковать вам, что происходит. Мир в действительности совсем не такой, каким вам его показывают. Но это не имеет значения для вас, правящего меньшинства, сытого и богатого в голодном мире. Просто вы пожелали узнать. И вот я объясняю вам, что Израиль — свободная и независимая страна. Когда была выкачана вся арабская нефть, мир повернулся спиной к Ближнему Востоку, радуясь, что, по крайней мере, сбросил с плеч бремя богатых шейхов. Но мы и арабы никуда не девались. Они вновь предприняли попытку вторжения, но без материальной помощи со стороны победить не смогли. Нам же с большим трудом удалюсь удержать свои позиции. Когда арабское население стабилизировалось, мы стали обучать их сельскохозяйственным ремеслам, которые они забыли за годы финансового изобилия. К тому времени, когда мир обратил на нас внимание, мы создали устойчивое земледелие, добились полного самообеспечения. Мы могли даже экспортировать фрукты и овощи. А потом мы продемонстрировали, что наши ядерные ракеты ничуть не уступают их ракетам, и если они хотят нас уничтожить, им придется смириться с немалыми потерями. Такое положение сохраняется до сего дня. Возможно, вся наша страна — это гетто, но мы привыкли к жизни в гетто… И за своими стенами мы свободны,
Ян вновь попытался возразить, затем задумался, отхлебнув чая. Сара одобрительно кивнула.
— Теперь вы знаете. И ради собственного благополучия не распространяйтесь об этом. Кроме того, я хочу вас попросить оказать нам одну услугу. Капитан не стал бы просить вас об этом, но я не признаю подобной щепетильности. Никому не говорите об этой субмарине. Ради вашей же безопасности. Через несколько минут мы высадим вас на берег, туда, куда вы могли бы выплыть после происшествия. Там они вас найдут. Девушка ничего на знает. Она была без сознания, когда ей сделали укол. С ней все будет в порядке, врач сказал, что она вне опасности. С вами тоже все будет в порядке, если будете молчать. Согласны?
— Да, конечно, я ничего не скажу. Вы спасли нам жизнь. Но все же я думаю, что большая часть того, что вы наговорили — неправда.
— Это очень мило. — Она наклонилась и похлопала его по руке. — Думайте, что хотите, ингилех, только держите на замке свой большой гойский рот.
Прежде чем он успел что-либо ответить, она уже вышла за дверь. Капитан не вернулся, и никто больше не разговаривал с ним до тех пор, пока его не пригласили на палубу. Эйлин тоже вынесли наверх — все это в страшной спешке, и вскоре их в шлюпке доставили на невидимый в непроглядной мгле берег.
Луна пряталась за облаками, но излучала достаточно света, чтобы они могли видеть берег и дальше пустыню. Эйлин осторожно положили на песок, с его плеч стащили одеяло и рядом бросили подушку с яхты. Затем все исчезли. Ян осторожно отнес Эйлин за линию прибоя — теперь на песке проступали лишь его следы. Шлюпка и субмарина ушли, растаяли, остались лишь в памяти. Воспоминание, которое с каждой минутой казалось все более нереальным.
— Идеальный звук. Поет, как скрипка, — сказал доктор, набирая текст на экране. — Взгляните на кровяное давление — хотел бы я иметь такое же. ЕКС, ЕЕС — все в полном порядке. Знаете, — я дам вам распечатку для вашего личного врача — ему пригодится. — Он прикоснулся к панели компьютера-диагноста, и выполз длинный лист бумаг.
— Я не о себе беспокоюсь, а о миссис Петтин.
— Прошу вас, не тревожьтесь, молодой человек. — Толстый доктор с симпатией похлопал Яна по колену, Ян убрал ноги и холодно взглянул на него. — Небольшое переохлаждение, наглоталась морской воды — ничего страшного. Вы можете повидаться с ней, когда захотите. Я бы, пожалуй, посоветовал ей денек полежать в больнице. Для отдыха, конечно, потому что медицинский уход ей не нужен. А вот и ваша распечатка.
— Она мне ни к чему. Пусть отправят в мою компанию, врачам.
— Это, пожалуй затруднительно.
— Почему? У вас есть спутниковая связь, вызов сделать не трудно. Я могу заплатить, если вы считаете, что это накладно для больничного бюджета.
— Ни в коем случае! Разумеется, я немедленно обо всем позабочусь. Вот только, ха-ха, распакую вас. — Доктор уверенными движениями снял присоски с груди Яна, вытянул иглу из вены и растер кожу спиртом.
Когда доктор вышел, и Ян натянул брюки, знакомый голос окликнул его: — Вот ты где, живой и здоровый! Заставил же ты меня поволноваться!
— Смитти! Что ты здесь делаешь?
Ян схватил руку деверя и с жаром пожал ее. Увидеть снова длинный, как клюв, нос, жесткие, вытянутые черты лица, — это было словно прикосновение к дому. Сергуд-Смит, похоже, был тоже очень рад его видеть.
— Ты меня просто ошарашил. Я был в Италии, на конференции, и тут мне сообщают! Потянул кое за какие нити, вытребовал армейский реактивный и, едва сел здесь, мне сразу сказали, где тебя найти. Не заметно, что ты выглядишь хуже, чем обычно.
— Посмотрел бы ты на меня ночью — когда я болтался с подушкой в одной руке, и с Эйлин в другой, дергая ногой. Не хотелось бы мне еще разок пережить такое.
— Весьма разумно, Надевай рубашку, выпьем чего-нибудь, и ты мне обо всем расскажешь. Ты видел корабль, который вас потопил?
Ян повернулся, чтобы взять рубашку, и просунул руки в рукава. В голове замелькали ночные предупреждения. Впрямь ли изменился голос Сергуд-Смита, когда он задал последний вопрос? Что ни говори, а он из Безопасности, и его положения вполне хватило ни то, чтобы среди ночи поднять реактивный самолет. Надо было решаться. Говорить правду — или лгать. Он натягивал рубашку через голову, и голос звучал слегка приглушенно.
— Не видел. Ночь была темной, хоть глаз выколи, и корабли не освещены. Первый прошел так близко, что нас едва не опрокинуло, а второй раздавил. Хотелось бы мне узнать, кто этот ублюдок. Есть тут и моя вина — шел без огней, но все же…
— Совершенно верно, старина. Сделаем запрос, и я тебе помогу выяснить. Два военных корабля на маневрах, причем далеко от тех мест, где им полагается быть — вычислить будет нетрудно. Как только они вернутся, их капитанам придется кое-что услышать, можешь мне поверить.
— Черт с ними, Смитти, это был несчастный случай.
— Ты слишком добр к ним… но ты же джентльмен. Пойдем-ка, поглядим на Эйлин, а потом выпьем.
Эйлин звучно поцеловала обоих, затем поплакала, не без удовольствия, как она сказала, и потребовала, чтобы Сергуд-Смит узнал все подробности их ночного приключения. Ян ждал, старясь скрыть напряжение. Помнит ли она субмарину? Он сам теперь знает две совершенно различные версии. Контрабандисты и взрыв — или два военно-морских корабля. Кому верить?
— …Бац! И мы в море. Я захлебывалась и пускала пузыри, но этот старый мореход сумел удержать меня на воде. Уверена, что за его хлопоты я его же и расцарапала. Паника! Не думаю, что раньше понимала значение этого слова. Я ударилась головой, и все стало расплываться, уходить из фокуса. Помню только подушку, за которую нужно было держаться, и как мы плыли, и помню, как он пытался меня успокоить, а я ему не верила. И больше ничего.
— Ничего? — спросил Сергуд-Смит.