Фокусирование. Новый психотерапевтический метод работы с переживаниями

могли внести свой вклад в ход психотерапии и привести к конкретному эффекту. Тело человека переживает различные ситуации прямым и непосредственным образом, причем отнюдь не только с помощью интерпретации и отображения того, что они воспринимают или думают о происходящем. Многие клиенты начинают психотерапию в таком состоянии, что они далеки от возможности просто воспринимать тот факт, что кто-то другой понимает их и проявляет заботу. Им трудно даже представить, что кто-то может так относиться к ним. Но, несмотря на такое не вполне адекватное восприятие, конкретное взаимодействие будет иметь положительный эффект. Процессы, происходящие в организме, станут постепенно развиваться и изменять личность клиента! После того как произойдут достаточно конкретные изменения, сформируется и новое восприятие этих отношений.

Метод Роджерса приводил многих психотерапевтов к такой форме рефлексии чувств клиента, что на самом деле они этих чувств вообще не понимали и не ощущали. Когда Роджерс обнаружил, что его метод использовался лишь вербально, он сразу же отреагировал на это, предложив противоположную крайность и заявив (1961), что имеет значение только действительное отношение психотерапевта. Роджерс говорил, что не нужно отражать сказанное клиентом. Рефлексия, отражение оказались всего лишь одним из многих способов проявления эмпатии.

Я же сделал упор на рефлексивное слушание, которое стало играть гораздо более важную роль, чем у Роджерса. Другие способы выражения эмпатии, возможно, менее удачны в смысле стимулирования внутреннего психотерапевтического процесса. Без поэтапной рефлексии ни клиент, ни психотерапевт не сумеют понять, что ощущает клиент в действительности и что может проявиться на этой внутренней “грани” у данного индивида. Но Роджерс был полностью прав в том, что взаимоотношения играют первостепенную роль в психотерапии. Слушание, фокусирование и все прочие процедуры эффективны лишь при безопасных, искренних и исполненных взаимного доверия межличностных отношениях. Все остальное — нечто, что происходит между двумя людьми, которые всегда сами по себе более реальны, чем любые психотерапевтические процедуры.

В психотерапевтическом процессе взаимоотношения имеют первостепенное значение, на втором месте стоит слушание, а инструкции по фокусированию — на третьем. Если во взаимоотношениях что-либо неверно, с этим необходимо разобраться как можно скорее, а все остальное подождет. Но без слушания вообще нельзя сохранить контакт с другим человеком.

Само по себе фокусирование не является внутренним психическим процессом по сравнению с межличностным взаимодействием. При таком разграничении утрачивается тот факт, что мы прежде всего живые существа и остаемся ими во всех ситуациях, во всех отношениях с другими людьми; в наших взаимоотношениях мы живы прежде всего именно на телесном уровне. Что мы обнаруживаем, когда фокусируемся? Не выражает ли это нашу жизнь в мире в данный момент? Человек может выполнять фокусирование и в одиночестве, но если он делает это в присутствии другого, фокусирование оказывается более глубоким, как будто эти взаимоотношения углубляют и улучшают процесс, происходящий в теле. И то, что происходит во взаимоотношениях неправильно, оказывает влияние на все качество фокусирования.

Когда-то давно я написал, что фокусирование является “двигателем психотерапии”. Пересмотрел ли я эту точку зрения, утверждая, что фокусирование находится на третьем месте? Нет, в данном случае я имел в виду, что на третьем месте стоят инструкции по фокусированию. Все виды психотерапии предполагают внутреннее прикосновение к тому, что находится на грани реально присутствующего, а фокусирование делает данный процесс произвольным и конкретным, позволяя психотерапии стать гораздо более эффективной.

Фокусирование предполагает определенное отношение к тому, что проявляется внутри у клиента. Это отношение к самому себе, как к участнику взаимоотношений. Фокусирование использует подобное отношение, в то же время помогая индивиду открыть его в себе, — если это, конечно, еще не было сделано.

Во второй части этой книги я пытался показать, как все другие пути психотерапии могут становиться ориентированными на работу с переживаниями, если интегрировать их на основе фокусирования, а не рассматривать по отдельности. В завершение необходимо сказать, что я описал способ изменения методов психотерапии, приспособления их к фокусированию и к возникающему внутри клиента процессу. Это способ, разработанный только мною, всего лишь одним человеком. Кто-то может предложить свои способы. Так, по прошествии времени, мы обретем новые, более эффективные пути к достижению целей психотерапии.

23. Стоит ли называть это психотерапией*?

23. Стоит ли называть  это психотерапией*?

Слово “психотерапия” часто применяется ко всему, что делает получивший соответствующую подготовку психотерапевт. Я не согласен с этим. Необходимо различать собственно психотерапию и то, что я называю “административной ролью” психотерапевта. Приведу пример. Когда суд выносит приговор, он имеет силу вовсе не потому, что приговор просто нравится, а потому что его вынес законно назначенный судья. Даже если судья пользуется дурной репутацией, а решение кажется несправедливым, приговор имеет силу из-за административной роли, которую исполняет судья. Так и должно быть, потому что общество нуждается в определенном способе решения подобных проблем. Но само правосудие не зависит от административной роли, как не зависит от нее и психотерапия. Определенность всегда противоречива, но она не основана на административной роли судьи или психотерапевта.

Сама роль “психотерапевта” предполагает наличие определенных официальных дипломов и сертификатов; умение правильно использовать слова; право ставить людям диагноз; право ставить подпись в страховом полисе; право госпитализировать человека и право приводить в движение определенные административные механизмы. Такова признаваемая законной реальность, имеющая свое название. Поэтому я называю это “административной ролью” психотерапевта.

Сама же психотерапия является чем-то совершенно иным. Даже если в ней участвует психотерапевт, все равно возникает “вопрос”: происходит ли психотерапевтический процесс у клиента? Необходимо проводить различие между тем, как мы определяем явления или события, и тем, что они означают на самом деле. В любом случае ясно, что данный вопрос не тождествен вопросу, имеет ли психотерапевт необходимые “дипломы”.

К сожалению, люди нередко думают, что если кто-то регулярно ходит к психотерапевту, то все происходящее при этом представляет собой процесс психотерапии. Они просто могли никогда не вступать во взаимоотношения, при которых им пришлось бы переживать возникновение внутри собственного организма небольших шагов, ведущих к общему улучшению состояния. Психотерапевты по-разному дают определение психотерапии, но я могу сказать нечто иное — чем психотерапия не является.

Фрейд установил принцип, согласно которому аналитик должен отказаться от интерпретации, если из бессознательного клиента не возникает ничего, что могло бы ее подтвердить. Например, в работе “Человек-волк” (The Wolf Man, 1915/1971) он сообщает, что сам отказался от своих интерпретаций, но это произошло после того, как он настаивал на них на протяжении девяти месяцев! Конечно, новаторам это простительно. Однако приходится слышать бесчисленные истории об ужасных, поразительных по своей тупости и способности причинять клиентам вред высказываниях психотерапевтов, у которых не хватило здравого смысла отказаться от них, а также о клиентах, принуждаемых совершать какие-то шаги против собственной воли. Все это привело к тому, что теперь многие думают, что психотерапия является чем-то таким, с чем не захочет связываться ни один здравомыслящий человек. На самом деле существует огромная разница между заслуживающим всяческого уважения процессом, когда клиенту дается возможность проявить свое внутреннее содержание, и такой “психотерапией”, когда постоянные попытки