а потом отрывисто скомандовал:
– Приведите его сюда.
Перед тем как уйти, Кэтрин Раффин сделала официальное заявление, которое было записано на диктофон, имевшийся в кабинете Ливермора. То же самое пришлось сделать и самому Ливермору. Да, он не уходил в свою квартиру. Он допоздна работал в своем кабинете и остался ночевать в соседней комнате на кушетке. Да, он часто так поступает. Он ушел спать около трех часов ночи, и ничего не видел и не слышал с того момента до тех самых пор, когда Блэйлок разбудил. Да, он имел возможность попасть в помещение, где стоят колбы, через заднюю дверь и через приемную, но он этого не делал. Он как раз заканчивал надиктовывать свое заявление, когда незнакомец, одетый в такой же строгий костюм и с таким же суровым выражением лица, что и у Блэйлока, ввел в кабинет Гаста Крэбба. Своего помощника Блэйлок отпустил и сосредоточил внимание на Гасте.
– Вас всю ночь не было в вашей квартире. Где вы были?
– Идите к черту.
– Вы не понимаете своего положения. Ваше местонахождение неизвестно вплоть до последних нескольких минут, когда вы пришли на рабочее место. За минувшую ночь кто-то ворвался в лабораторию с колбами и при помощи молотка устроил диверсию против проекта. Я еще раз спрашиваю: где вы были?
Гаст, который был очень простым и бесхитростным человеком во всем, кроме работы, теперь исполнял пантомиму вины, тревоги и несчастья со всеми ее атрибутами, вплоть до возведения глаз к небу и выступивших на лбу крупных капель пота. Ливермору стало жалко его, он отвернулся и, бормоча что-то себе под нос, нашел галстук и принялся сосредоточенно завязывать его.
– Говорите! – рявкнул Блэйлок. Несомненно, таким обращением он пытался нагнать страху и на Ливермора.
– Это совсем не то, что вы думаете, – тусклым голосом сказал Гаст.
– Дайте мне исчерпывающее объяснение, или я немедленно арестую вас теперь за преднамеренную диверсию против правительственного проекта.
Снова наступило продолжительное напряженное молчание, которое прервал Ливермор.
– Ради бога, Гаст, скажите ему. Вы никак не могли совершить такую вещь. Что это было? Какая-нибудь девушка? – Увидев, что молодой человек густо покраснел, он негромко хмыкнул. – Ну, да, так оно и есть. Признайтесь в этом; ваши слова не выйдут за пределы этой комнаты. Правительство нисколько не интересуется вашей половой жизнью, а я давно уже вышел из возраста, когда таким вещам придавали какое-то значение.
– Это никого не касается, – пробормотал Гаст.
– Правительства касается все, имеющее отношение к преступным… – загремел было Блэйлок, но Ливермор оборвал его столь же громким голосом:
– Но только не любовные интриги, так что попрошу вас заткнуться! Скажите ему правду, Гаст, скажите, иначе у вас могут быть серьезные неприятности. Это была женщина?
– Да, – с трудом выдавил из себя Гаст, смущенно уставившись в пол.
– Так я и думал. Вы провели с нею ночь. Нескольких подробностей вполне хватит для того, чтобы подтвердить ваши слова, зато с вас снимут подозрение.
Подчиняясь этому деликатному, но твердому нажиму, преодолевая болезненное смущение, Гаст кое-как сумел рассказать необходимые подробности. Девушка была секретарем инженерной комиссии. Он давно был с нею знаком, знал, что нравится ей, но между ними совершенно ничего не было до минувшей ночи, когда он после ссоры с Литой, побрел сам не зная куда, и вдруг оказался перед дверью Жоржетты – вы ведь никому не скажете, да? – она впустила его, а потом сначала одно, потом другое… Вот и все.
– Вот и все, – повторил Ливермор. – Занимайтесь своим делом, Блэйлок, Гаст пока что побудет здесь, у меня, на тот случай, если он вам понадобится. Разыщите девушку, допросите ее, а нас оставьте в покое. Изучайте таинственную записку, снимите отпечатки пальцев с молотка, одним словом, делайте все, что должны делать в подобных случаях. Но только покиньте нас. До тих пор пока у вас не будет убедительных доказательств, на основании которых вы захотите арестовать меня, я не желаю видеть вас в моем кабинете.
Когда они остались одни, Ливермор приготовил на кофеварке, стоявшей у него в приемной, две чашки кофе и подал одну Гасту, который с печальным видом разглядывал склон холма, закрытый кое-где низкими облаками, из которых сыпался мелкий дождь.
– Вы думаете, что я дурак, – сказал Гаст.
– Ни в коей мере. Я думаю, что вы с Литой поругались и что вы еще больше усугубили положение вместо того, чтобы исправить его.
– Но что я могу сделать?!
Ливермор сделал вид, что не заметил умоляющей нотки в голосе своего собеседника и с преспокойным видом помешал кофе ложечкой, чтобы немного остудить его.
– Вы должны сами знать, как себя вести, и не обременять меня таким вопросом. Это ваша собственная проблема. Вы взрослый человек. Ну так решайте ее. Посоветовавшись с женой, или с родственниками, или как хотите. А у меня в данный момент тоже есть несколько довольно серьезных проблем, о которых следует подумать: скажем, диверсии в лаборатории, ФБР и все такое прочее.
Гаст сел поудобнее, расправил плечи и, казалось, был готов улыбнуться.
– Вы правы. Моя проблема не из тех, которые потрясают мир, и я разберусь с ней. Но вы понимаете, что вы, я и Лита, похоже, главные подозреваемые для ФБР? Он, наверно, позвонил в квартиру, уже зная или догадываясь, что меня там нет. А вчера вечером он следил за нами, когда мы поехали в ресторан. Но почему мы?
– Думаю, по причине возможности совершать диверсии. Мы и лаборанты – вот и все, кто может когда угодно войти в «баночную» комнату. А один из лаборантов – шпион ФБР, этот тип сказал нам об этом, так что за ними ведется наблюдение, можно сказать изнутри. Значит, остаемся мы.
– Я вообще ничего здесь не понимаю. Почему кому бы то ни было может прийти в голову портить банки?
Ливермор медленно кивнул.
– Это как раз тот вопрос, на который должен ответить Блэйлок. Пока он не узнает, почему творятся все эти беды, он ни за что не доберется до того, кто их устраивает.
Лита тихо вошла в его кабинет и, не говоря ни слова, закрыла за собой дверь. Гаст удивленно поднял глаза от разложенных на столе бумаг: она никогда прежде не приходила к нему на работу.
– Почему ты это сделал, почему? – хриплым голосом проговорила она, ее лицо было уродливо перекошено от переполнявших женщину эмоций. Гаст настолько опешил, что в первый момент не нашелся, что сказать.
– Не думай, что я ничего не знаю, – этот Блэйлок пришел, чтобы допросить меня, и все мне рассказал. Рассказал, где ты был вчера вечером, кто она такая, так что даже не пытайся отпираться. Я точно знаю, что он не лгал.
Гаст чувствовал себя ужасно усталым и не собирался вступать в перепалку.
– Но зачем ему понадобилось рассказывать все это тебе? – спросил он.
– Зачем? Я думаю, это совершенно очевидно. Его не интересуешь ни ты, ни я, а одна только его работа. Наверняка он подозревает меня, считает, что я могла перебить колбы. Он хотел, чтобы я разозлилась, и я действительно разозлилась, только ему это ничего не дало. А теперь скажи мне, свинья: почему ты это сделал? Это все, что я хочу знать: почему?
Гаст взглянул на свои крепко сжатые кулаки, лежавшие на столе перед ним.
– Думаю, потому, что мне так захотелось.
– Ему захотелось! – яростно выкрикнула Лита. – Теперь совершенно ясно, что ты за человек, – тебе захотелось, и ты взял и пошел! Думаю, мне не нужно расспрашивать тебя, что там было, – у меня достаточно хорошее воображение.
– Ли, сейчас не время и не место, чтобы говорить об этом.
– Да неужели? Мне не требуется какого-нибудь особого места, чтобы сказать, что я о тебе думаю. Ты… ты предатель!
