Так дело было. С тяжелыми мыслями о своем третьем муже гуляла я по Быдгощу, добрела до Старо Мяста и застыла у памятника жертвам фашизма.
Я почувствовала себя жертвой третьего мужа, мысли о нем приобрели оттенки трагизма. Ощутив острую нехватку любви, я устремилась к всевышнему — не пугайтесь, просто вошла в костел, который был рядом с памятником.
В костеле шла служба. Играл орган. Народу было так много, что свободных мест на скамейках почти не осталось. Я отыскала себе уголок и уселась.
Службы не слышала, разглядывая высокие своды потолка, призадумалась — мысли скакали.
«Как здесь скучно, — горевала я. — Зачем Якубу приспичило ехать в Германию? Хоть он развлек бы меня. Очень вкусные получились вчера у бабушки Франи клецки. А какого Петр зажарил в честь моего приезда барашка! Пальчики оближешь и язык проглотишь!»
На этой содержательной мысли я была потревожена.
— Простите, не помешаю? — услышала я низкий, словно простуженный, голос.
Повернула голову влево и увидела симпатичного молодого мужчину лет двадцати восьми, не больше.
Мне в ту пору было, кажется, двадцать три.
Короче, возраст мужчины показался приемлемым для приятной беседы. А то, что мужчина расположен на такую беседу, я не сомневалась. Его выдало восхищение, возникшее у него в глазах. От мужчин такие взгляды мне редко перепадали, чего не могу сказать о сестрах по полу: женщин мои недостатки восхищают частенько. Иногда даже приводят в восторг. Особенно подругу Ганусю. И Нинуся от Гануси не отстает. Впрочем, и Туся.
Но не будем о грустном, вернемся к Казимежу.
— Не помешаете, — ответила я и вернула свои (с легкой косинкой) очи сводам огромного потолка.
Мужчина присел на скамейку рядом со мной, а я с еще большим рвением предалась размышлениям.
На этот раз мысли не множились и не скакали, а потекли ламинарно, как любил выражаться Кази-меж: то есть в одной плоскости.
'Интересно, он женат? Прикид на нем ничего, значит, денежки водятся. Выходит, женат.
Хотя, вовсе не обязательно.
Чем же он занимается?
Явно интеллигент.
По-моему, даже слишком. Мог бы и беседу со мной завязать. Надоело сидеть в безмолвии.
Пора уходить.
Если он с серьезными намерениями — увяжется за мной. Если нет, пусть молится, раз ему больше нечем заняться'.
Я поднялась со скамейки и медленно направилась к выходу. Мужчина вежливо меня пропустил и снова присел на скамейку. Черт возьми! Как я разозлилась!
«Снова не повезло! Зачем он тогда глазел? Зачем восхищался?» — сердито думала я, выходя из костела.
Как тут не вспомнить народную поговорку, которую любила моя хохлушка-свекровь, мать первого мужа!
«У церкви была, и никто не полапал», — говаривала она.
Не то ли произошло и со мной, но в самом прямом смысле, простите за откровенность?
Я дошла до моста, постояла, опираясь на перила, посмотрела на темные воды Брды, да и взмечтнула. Представила вдруг себя в объятиях того незнакомца — Казимежа. Честное слово, еще не бывало со мной такого. Так к нему вдруг потянуло, что хоть обратно в костел беги.
Такая мысль не показалась мне совершенно абсурдной.
— Ах, почему это женщины всегда должны ждать, когда на них обратят внимание? Почему только мужчины могут выражать все желания вслух? — громко и горестно вопросила я у реки Брды.
— Нет, нет, не надо, пожалуйста, — услышала я простуженный голос.
Это был он. Взглянув на него, я спросила:
— Что «не надо»?
Было очевидно: он принял меня за чокнутую, готовую с моста сигануть.
— Пожалуй, уже ничего, — с улыбкой ответил он, сообразив, что я не самоубийца. — Я вами залюбовался. Вы так величественно держите голову, будто вас специально учили этому.
— Вы не ошиблись, — охотно разоткровенничалась я. — Совсем малышкой бабуля отдала меня в спортивную секцию по фехтованию. Она хотела исправить мою косолапость, но ничего не добилась. Там научили меня держать голову, а заодно и спину и кое-что еще, — добавила я, имея в виду только шпагу. — Но косолапость осталась.
Он пропустил мою последнюю фразу мимо ушей — значит, знает, как вести себя с дамами. Этим он меня окончательно обворожил.
— Значит, вы фехтуете? — с милой улыбкой восторга спросил незнакомец.
Этой улыбки, к месту сказать, он не убирал со своего лица до самого дома бабушки Франи, куда вызвался меня проводить.
— Фехтовала. И дофехтовалась до первого разряда. А вы чем занимаетесь?
— В данный момент вами любуюсь. В костеле вы были так трогательны во время вашей молитвы.
Я догадалась: «Видимо, он имеет в виду тот момент, когда я вспоминала барашка».
— Меня зовут Муза, — демонстрируя хорошее воспитание, представилась я (хоть меня об этом и не просили).
— Казимеж Балицкий, для вас просто Казик.
— В таком случае, я Муза Добрая.
— Могли бы и не говорить. То, что вы добрая, я понял с первого взгляда, — сказал мне Казимеж.
А я поняла, что готова позволить ему пользоваться своей добротой.
До самой своей смерти готова, но вышло все не так, как я хотела.
Вышло все очень плохо.
Глава 40
Я горестно уставилась на Колю:
— Так я познакомилась с Казимежем Балицким. Как видишь, ничего особенного.
— Если исключить личность самого Казимежа, — тоскливо вздохнул Коля. — Эх, Муза, не хочешь ты нам помочь, а жаль.
— Кому «вам»?
— Контрразведке.
— Коля, — промямлила я, — Коля, я совсем ничего не знаю. Вам же секреты, наверное, подавай, а кто мне доверит секреты? Ты бы доверил?
Он грустно покачал головой.
— Кто ты, Коля? Ты можешь мне честно сказать? — спросила я без всякой надежды.
Но он мне ответил:
— Я полковник, женат на женщине, которую зовут Капитолина. Кстати, кое для кого и это большой секрет.
«Выдра, что ли, секрет? — зло подумала я. — И пора с этим Колей-полковником переходить на „вы“. И надо срочно залиться слезами, а то он не правильно что-то себя ведет».
И я залилась. Упрекнула его, рыдая:
— Коля, вы играете моими чувствами. Обещали мне помогать, а сами ведете со мной игру, нечестную и опасную.
Он расстроился, надеюсь, что искренне.
— Да не веду я с тобой никакой игры! И перестань плакать, Муза! Слезами делу не поможешь.
— Все вы мужчины такие, — пискнула я, — одни дела у вас на уме, только работа. А что при этом должны чувствовать бедные одинокие женщины, вам наплевать.
Коля с иронией взглянул на меня и возразил, очень туманно:
