жевать.
— Зубы Надаске´ прочны многократно, — сказал Керрик, открывая раковину кремниевым ножом. — Зубы устузоу для этого не годятся. Тут нужен каменный зуб.
— Или металлический, — добавил Арнхвит, снимая с шеи нож.
— Нет, — произнес Керрик, — не делай этого.
Арнхвит удивленно поднял глаза. Керрик сам себе удивился. Отдав сыну кремниевый нож, он забрал у него металлический и потер его пальцем. Нож был поцарапанный и щербатый, но острый — Арнхвит точил его о камень.
— Это был мой нож, — произнес он, — и всегда висел на шнурке у меня на шее, а потом на металлическом обруче — вот как этот.
— Один большой, другой маленький, очень похожи, — проговорил Надаске´. — Объяснение- существование-сходства.
— Они сделаны из небесного металла, так мне говорил Херилак. Он сам видел, как с неба упал камень, который оказался не камнем. И вместе с другими охотниками Херилак отправился его разыскивать. Нашел камень саммадар по имени Амагаст. Оказалось, что небесный металл тверд, но его можно резать зазубренным тонким камнем. Так сделали эти ножи, и большой, и маленький. Амагаст носил тот, что побольше, а маленький нож отдал сыну. Амагаст был моим отцом. А теперь уже мой сын носит его.
— Что есть отец, что есть сын? — спросил Надаске´, потирая пальцем блестящую металлическую поверхность.
— Мне трудно объяснить тебе это.
— Ты считаешь меня фарги, неразумной, неспособной понять и постичь?
Керрик жестами попросил прощения.
— Нет, просто это относится к тому, как рождаются устузоу. У нас нет яиц, нет эфенбуру в море. Дитя выходит из матери, а потому знает и своего отца.
Надаске´ ответил жестами смущения и сомнения.
— Слова Керрика истинны. Многое в устузоу недоступно моему пониманию.
— Скажем так: мы с Арнхвитом — маленькое эфенбуру. Близкое-тесное.
— Понимание частичное, пояснения приняты. Ешь еще.
Вскоре Арнхвиту надоели разговоры, и он стал беспокойно оглядываться. Заметив это, Керрик подумал: нельзя, чтобы встречи с Надаске´ надоедали ему. Пусть они всегда будут интересными и желанными.
— Пора идти, — сказал Керрик. — Птицы садятся на болото — может быть, и подстрелишь какую- нибудь.
— Краток визит — кратка жизнь, — мрачно проговорил Надаске´, огорчившись, что гости уходят.
— Скоро еще раз приду — со свежим мясом, — пообещал Керрик и отвернулся.
Он взял хесотсан, смахнул с него песок.
И окаменел.
— Что ты увидел? — спросил Надаске´, видя тревогу в его позе.
— Да ничего. Просто песок налип на этот дурацкий хесотсан.
Керрик потер его пальцами, еще раз… Маленькое серое пятнышко не исчезало.
Керрик не хотел говорить о том, что обнаружил — словно от этого пятно могло исчезнуть. К молчанию отца Арнхвит, шествовавший впереди, отнесся одобрительно. Он выстрелил в гревшуюся на солнышке ящерицу и промазал. И весь обратный путь сидел на носу, опустив руку в воду. Керрик хотел предостеречь мальчика, припомнив случай, происшедший с ним в детстве, ужас, охвативший его при виде вставшего из воды марага. Но это было так давно; к тому же вряд ли могло случиться что-то подобное.
Они причалили к берегу, вытащили из воды лодку и перевернули ее. Арнхвит понесся к шатру. Керрик снова взглянул на хесотсан. Пятно не исчезало.
Возле костра было тихо. Армун поняла, где они были, и неодобрение сквозило в каждом ее жесте. На этот раз Керрик не пытался заговаривать с нею, заставить ее не думать об этой поездке на остров, и тоже молчал. Уставший за день Арнхвит уснул прежде, чем на небо высыпали первые звезды. Забросав песком тлеющие угли, Керрик отправился к ручью. Там он долго и безжалостно тер ладони друг о друга. Впрочем, если он сам заразил свое оружие, уже поздно. Помахав руками в воздухе, чтобы обсохли, Керрик направился к шатру Херилака.
Проходя через поляну, он заметил, что Меррис переставила свой шатер. Теперь он стоял возле шатра саммадара. Под откинутым пологом сидела Даррас с куколкой, сплетенной из сухих травинок. Девочка не стала разговорчивее, но теперь она улыбалась. Полог шатра Херилака был опущен, и Керрик услыхал за ним смех. Он хотел окликнуть саммадара, но понял: смеялась женщина. Хорошо. Керрик опустился на шкуру возле Даррас.
— Я еще не видел у тебя этой куклы.
— Бабушка сделала. Смотри, какая красивая. Ее зовут Милде. Как мою маму.
— Очень хорошая кукла.
Керрик подбросил в огонь сухих ветвей, языки пламени взвились выше. Полы соседнего шатра поднялись, из него вышла Меррис и села возле Керрика.
— Даррас мне показывала свою куклу. Она очень ею довольна.
Меррис улыбнулась и кивнула.
— Довольна не только она.
К костру подошел Херилак и поздоровался с Керриком. Они уселись у огня, поглядывая на женщину и ребенка. Херилак казался таким же довольным, как Меррис. Керрику не хотелось портить ему настроение: слишком уж долго Херилак был мрачным и неулыбчивым. Они поговорили об охоте, саммадах, о долине саску. Наконец Меррис увела девочку в шатер и опустила полог.
— Летом здесь, наверное, жарко, — сказал Херилак, — а вот зимой не холодно. Этот остров просто прекрасное место для стоянки.
— Ну а в горы-то пойдем? Ведь Фракен велел, когда умирал.
— Старый Фракен был дурнем. Ты сам много раз говорил. На севере зима — и нет ей конца.
— Кажется, моя стреляющая палка заболела.
Херилак долго молчал. Потом заговорил с привычной угрюмостью:
— Когда-то это должно было случиться. Снова надо отправляться за новыми.
— Значит, снова пойдем в город? Будем воровать? Убивать мургу?
— А ты можешь предложить что-нибудь другое?
Керрик медлил с ответом. Он сидел молча, сжав кулаки так, что побелели костяшки.
Над деревьями показалась луна, осветив поляну холодным светом. Над головой бесшумно пролетела сова, в лесу крикнул какой-то ночной зверь.
— Нет, — нерешительно ответил Керрик. — Ничего другого я придумать не могу. Мы знаем, где искать стреляющие палки. Но если нас заметят…
— Теперь тебе не обязательно идти. Я ведь знаю, где эта яма.
— Я не боюсь идти в город.
— А я и не говорил этого. Я только хотел сказать, что теперь будут рисковать другие. Ты сделал свое, и уже не раз.
— Это неважно. Я боюсь, что мы становимся зависимыми от мургу и их города. Мы пойдем: другого выхода нет, и когда-нибудь нам придется сделать это. А вдруг в городе нас увидят мургу? Что тогда будет?
— Не загадывай так далеко. Думай только о завтрашнем дне.
— Нет. Если бы мы жили в горах и били оленей, ты бы мог мне это сказать. Но не теперь. Мы в
