Слова через край

Поспешно начинает молитву, и все присоединяются к нему, слов молитвы не слышно, но по шепоту можно предположить, что все они действительно молятся. Некоторые жестикулируют, рассказывая при помощи мимики свою историю. А многие сопровождают молитву жестами, моля отсрочить уход в другой мир.

Антонио (возмущенно). Все это несерьезно. Я ведь, господа, собираюсь покончить с собой.

Все (прерывая на мгновение молитву). Присоединяйтесь к нам. (Продолжают молитву.)

Антонио. Это нечестно.

Зритель в сером (прерывая молитву, с иронией). Уточните, пожалуйста… Уточните, что вы считаете честным, а что — нечестным. (Продолжает молиться.)

Антонио. Может быть, никто не в состоянии дать этому точное определение. Но это единственное, в чем мы теперь можем быть уверены.

Зритель с бородой (прерывая молитву). Если вы от нас требуете полной откровенности, то надо сказать, что нельзя быть все время честным. Всегда, всегда…

Зритель в сером. Разделяю эту точку зрения. Минуту здесь… минуту там… Ведь день-то длинный, дорогой мой.

Антонио (возбужденно, нетерпеливо). Но сколько же времени в общей сложности вам это удается в течение дня?

Зритель с бородой и зритель в сером торопливо советуются друг с другом и с остальными, которые, однако, не перестают молиться.

Зритель в сером. Приблизительно минут десять.

Антонио. Слишком мало, господа. (Наконец спускает курок.).

Сцена тотчас же исчезает. Появляется кладбище: длинные ряды совершенно одинаковых открытых могил. Около одной из них ожидает Могильщик в рубахе, с лопатой в руках. Вновь слышится громкий — голос Антонио.

Голос Антонио (с удовлетворением). Ах… Ну вот, наконец я это сделал. Никто бы не поверил. Нужно было, чтобы кто-то подал пример.

Антонио входит на сцену и одним прыжком соскакивает в яму, около которой стоит наготове Могильщик со сверкающей лопатой и насыпанной рядом горкой земли.

Антонио. Засыпай, засыпай, я здесь. Я тешил себя пустой надеждой, что эти лицемеры сделают для меня что-нибудь новенькое. (Иронически.) Нееееет. Это было поистине замечательное «нееееет». (К Могильщику, прислушиваясь.) Слышишь? Они уже расходятся по домам. Но я к ним явлюсь, когда они будут меньше всего этого ожидать… Может быть, на море.

Как раз в тот момент, когда Могильщик уже обрушивает на Антонио лопату земли, в глубине сцены появляются три фигуры, идущие гуськом друг за другом, словно в похоронной процессии, и приближаются к могиле Антонио: это его жена, Кьяретти и Салони.

Вот и они. Они хорошие. (Могильщику, который собирается бросить на него вторую лопату земли.) Одну минутку, одну минутку. (Усмехаясь.) Я хочу почувствовать, как меня оросит дождик их слез… Как горячи слезы вдовы!..

Могильщик становится в выжидательную позу, опершись подбородком на рукоять лопаты, а Антонио, по-видимому, садится в могиле, ибо его голова скрывается из поля зрения.

Мария (останавливаясь). Боже мой, ну почему, почему? Всего час назад сосед слышал, как он насвистывал…

Кьяретти. Кто знает? Он был весь выкрученный, как винтовая лестница. Не понимал окружающих. Меня, например, он совсем не понимал.

Салони. А кроме того, дорогая синьора… у него был один грешок… он любил сквернословить. (К Кьяретти.) Не правда ли? Во всяком случае, жуткая смерть.

Кьяретти (к Салони). Клоунская. (К женщине) Я приношу вам соболезнования от имени правительства.

Мария. Искренние?

Кьяретти. Вы сомневаетесь, синьора?

Мария. Вы снимаете камень у меня с сердца. Я боюсь, что там, наверху, могут подумать бог знает что… Даже, что я изменила Антонио…

Салони (с готовностью). Я могу это опровергнуть. Я думаю, что второй такой прекрасной пары не найти. Однажды я в замочную скважину видел, как вы занимались любовью.

Мария. Может быть, Антонио был слишком… ну как бы это сказать? Экспансивен. Романтичен. Однако я все же была бы вам очень благодарна, если бы вы мне предоставили письменное свидетельство.

Кьяретти. Охотно. Вы сможете показывать его журналистам.

Мария. Меня бы не удивило, если бы он сделал эту глупость лишь для того, чтобы я мучилась угрызениями совести.

Кьяретти. Возможно, эта история с глазом превратилась для него в навязчивую идею.

Салони. И подумать только, что он ведь мог рассказывать ее на разные лады.

Кьяретти. Даже в фантастическом плане. Например, в виде мультипликации. Глаза всех цветов, взмывающие вверх… как воздушные шары…

Салони (словно ему пришла в голову блестящая идея). Осмелюсь сказать, что можно было бы придумать потрясающие эффекты, основывающиеся на том, что лицо, купившее глаз, то есть Массари, после успешной операции оказался с одним глазом богача, а с другим — бедняка.

Мария. Словно человек, одной ногой шагающий по тротуару, а другой — по проезжей части.

Кьяретти. Стремительная, веселая серия противоречий. Какой ритм!

Салони. Массари в первой половине фильма мог бы в результате извечных контрастов… даже окосеть.

Кьяретти. А во второй — обрести оптическое равновесие, каковое, не только в метафорическом плане, означает равновесие моральное.

Салони. Я консультировался с весьма влиятельными лицами. Они полагают, что было бы трогательно, если бы в душе Массари… внезапно… среди ночи…

Кьяретти (поправляя). На рассвете. Есть чувства, чем-то похожие на цветок… Они раскрываются на рассвете.

Салони. Прекрасное зрелище — Массари бежит по пустынным улицам… слышится классический шелест метлы по асфальту… А он все бежит и бежит… туда, где живет Джакомо.

Мария. Не забывайте, что синьору Массари за пятьдесят.

Салони. Можно показать, как старик бежит и десять километров. При помощи некоторых приемов монтажа.

Мария. Потрясающе!

Кьяретти. Как только Джакомо, выходящий в это время из дома, чтобы отправиться в клинику, видит приближающегося к нему Массари… он пугается… будто дворняжка, увидевшая петлю живодера. Инстинктивно хватает за руку жену, и они оба удирают.

Салони. А Массари преследует их.

Мария. Обычно бедняки бегают быстрее, чем богатые.

Кьяретти. Достаточно, чтобы бедняк немножко прихрамывал… Благодаря этому богатый его догоняет. И вот они лицом к лицу — Массари и Джакомо. Оба бледные. Смотрят друг на друга.