Слова через край

Глаз Массари сверкает по-новому, кажется, его зрачок вбирает в себя первые солнечные лучи. «Прости меня», — говорит он. И кладет ему руку на плечо. Джакомо все понимает. Душа у него быстрее ума; значит, у него не отберут глаз. Массари бормочет: «Нельзя строить свое счастье на несчастье других». А Джакомо смотрит… смотрит на золотистую пыль, которая уже начала наполнять воздух… На нежную зелень газонов… Радугу, которая сверкает и переливается в струе воды, пущенной дворником в стену дома на противоположной стороне улицы.

Мария (растроганно). А можно сделать фильм цветным?

Салони. Да, мы сделаем его в цвете. Но мне не хотелось бы, чтобы был снят вопрос о полученном авансе. Зрители об этом помнят. Я предлагаю, чтобы супруга Массари, прибежавшая в домашнем халате, сказала бедняку, что дарит ему эти деньги.

Кьяретти. Нет, человек, продавший глаз, сам, по собственной воле, вспоминает про аванс.

Салони. Он питает чувство уважения к собственности.

Кьяретти. Вот именно.

Салони. Массари отказывается брать назад аванс.

Кьяретти. Нет. Это было бы манерно. В рассрочку. Массари соглашается брать частями. А в это время музыка наполняет зал и уже слышится первое хлопанье кресел, зрители встают с мест и устремляются к выходу…

Кьяретти вынужден остановиться, ибо жена Антонио настолько растрогалась, что, слушая его рассказ с напряженным вниманием, всхлипывает, уткнувшись головой в плечо Салони.

Салони. Ну перестаньте, перестаньте, синьора. Я тоже растроган… (Нежно прижимает ее к себе, обнимая за плечи.)

Все трое вместе удаляются, полностью открывая нашему взгляду могилу. Тотчас же Могильщик принимается забрасывать могилу землей. Антонио высовывается по пояс из ямы, отряхивая землю.

Антонио (к Могильщику, после краткого размышления). Вынужден признать, что в идее Кьяретти есть известное благородство. А вам она понравилась?

Могильщик. Нет… Пожалуйста, сойдите вниз.

Антонио. Не спорю. Сколько вам еще осталось?

Могильщик. Да уже немного.

Антонио. Я думал о том, не забыл ли я сказать что-нибудь важное этим господам. Мне было бы очень жаль. Я намеревался выложить целиком все, что у меня на душе. У меня… у меня была наготове одна фраза, которая полностью бы выразила мое душевное состояние. Именно ее-то я и не сказал.

Могильщик. Извините за настойчивость… (Приготавливается бросить новую лопату земли.)

Антонио (словно неожиданно вспоминая приготовленную фразу). Где есть совесть… есть будущее. Удачно, а?

Могильщик. По-моему, довольно туманно.

Антонио. Я мог бы сделать эту фразу яснее, но боюсь, она утратила бы свою лаконичность. Я мечтаю, чтобы она запомнилась и стала поговоркой…

Могильщик (замечает, что в глубине кладбища потихоньку кто-то вылезает из могилы и хочет незаметно удрать). Эй!

Беглец не останавливается и исчезает.

То и дело бегут отсюда. Сегодня уже третий. Когда-то люди были серьезнее.

Антонио. Плохо, плохо. Они позорят человека.

Могильщик. Это кладбище для образованных. Вчера удрала целая стайка… В сумерки… Самое их время… Я крикнул им вслед: шуты гороховые! А иногда они меня бьют…

Антонио. Стыд и срам!

Могильщик. Сегодня утром один тут принялся рассуждать о бесконечности… Просто заслушаешься, как складно говорил… А потом вдруг… как выпрыгнет из могилы и ускакал, точно кенгуру… Прошу вас, лягте. (Замечает, что готовятся убежать еще трое. Бросается в их сторону, крича.) Стой!

Антонио (вторя Могильщику и пытаясь выбраться из могилы). Стой!

Беглецы останавливаются.

Могильщик, (поворачивается к Антонио). Пожалуйста, не трогайтесь с места.

Антонио. Не беспокойтесь. Я человек последовательный.

Могильщик. Браво! Помогите-ка мне образумить этих несчастных.

Трое робко приближаются. Один из них маленького роста, один — высокий, один — толстый.

Поздравляю. Этот синьор тоже очень удивлен… Не так ли?

Антонио (с некоторым усилием). Да, да…

Могильщик (Толстому). Вы уже целую неделю бегаете взад-вперед… Примите наконец какое-нибудь решение — или туда, или сюда.

Толстый. Решено… У меня было предчувствие. Предчувствия словно светлячки. Они появляются и исчезают неожиданно. (Глубоко прочувствованно и почти возмущенно.) Но почему я? Почему именно я? (Пауза.) Всего хорошего. (Уходит.)

Все (за исключением Могильщика). Всего хорошего…

Маленький (несколько смущенно указывая на Толстого). Он посеял в моей душе некоторые сомнения… Вот нас двое… (Считая себя и Высокого.) Один… Два… А остальных (указывая куда-то далеко)… их миллиарды. Здесь… Двое… Там… Миллиарды… Может показаться, что мы хотим придать себе слишком большое значение… (Не продолжает и поворачивается к Высокому с жестом, словно говорящим: он-то знает.)

Антонио. Значение символическое, догматическое. Я понял.

Маленький с довольным видом указывает Высокому на Антонио.

Антонио (все более участливо). Самомнение… недостаток, который я больше всего ненавижу.

Высокий. Я не доверяю судьям. Если до них дотронешься… сразу отдернешь руку… словно они сделаны из какой-то другой, неведомой нам материи.

Антонио. В самом деле, нынче стоит о чем-нибудь подумать, как это сразу же покажется тебе чем-то прямо противоположным.

Маленький. Очень, очень современно…

Антонио. Это значит, что ты рискуешь расстаться со своей шкурой во имя того, что может показаться тебе ложным тотчас же после принесенной тобой жертвы.

Маленький (глядя на Антонио с лицемерным восхищением). Как это гуманно!

Высокий. Одним словом, боишься, что ты совершил этот поступок скорее из-за страха перед людьми, чем в силу обдуманного решения.

Маленький. Не надо испытывать страх перед людьми.

Высокий. Ни перед кем.

Антонио. (воодушевляясь). Даже перед… богом. Из-за той капельки отчуждения нашего «я», всего одной капельки, которую этот страх содержит.

Высокий. Очень хорошо сказано.

Могильщик (к Антонио, саркастически). Вот теперь и я