— Говорил жа ж наш малец все так чудно, что я жа ж и не поняла ничего.
— О, господи! — возмутилась я. — Баба Рая, совесть поимей! У меня нет под рукой «тамбуретки»! Падать некуда, сейчас же говори, не обижают его?
— Сказав, шо не обижають. И шоб не перживали за него, сказав, — просветила баба Рая и снова начала меня ругать, награждая эпитетами, без которых она ну просто жить не могла.
Я бросила трубку и вопросительно воззрилась на Тамарку. Та пожала плечами:
— Сама ничего не поняла, кроме того, что Санька жив и здоров. Мама, но как ты могла так пропасть? И что на тебе за одежда? Фи, это же лет десять назад вышло из моды. О, ужас! Что за куртка? А брюки! Словно собаки подрали тебя!
— Хуже, Тома, хуже, — призналась я. — Снова меня в реку бросали, и снова спас меня мой йог.
Тамарка опешила:
— Постой, почему — йог? Ты же говорила, что он американец, и у вас страшенный роман.
— Одно другому не мешает, как выяснилось — я имею ввиду не роман, а национальность и религиозную принадлежность. Он американец и одновременно веры непонятно какой, но по всему смахивает на йога. С романом же ничего не вышло, я жестоко ошиблась — романа не было, нет и быть не могло — так распорядился Бог. Но сейчас не время о том, я должна срочно Гургенову позвонить.
Тамарка всплеснула руками и запричитала:
— Мама, ты невозможная! Никогда тебе не прощу, что ты побеспокоила моего господина Гургенова.
— Он уже не твой господин, а мой, — заверила я.
— Боюсь, что да, — пригорюнилась Тамарка. — Два раза — вчера и сегодня — звонил, про тебя спрашивал. Я всю ночь не спала, ждала вестей от тебя, сидела здесь на телефоне.
— Судя по тому, что на часах девять утра, — отмахнулась я, — об этом несложно догадаться, нет смысла и пояснять. Так рано ты еще никогда на работу не приходила, но все же позволь мне позвонить нашему господину Гургенову.
— Зачем звонить? Он ждет тебя в своем холдинге! — рявкнула Тамарка и отдала водителю распоряжение поскорей меня туда отвезти.
Гургенов и в самом деле меня ждал, это было заметно по тому, как он мне обрадовался.
— Куда вы пропали? — с тревожной улыбкой спросил он. — Нигде не мог вас найти: ни у Тамары Семеновны ни дома. Возник вопрос об этом странном американце, а вас нет и не у кого спросить.
— Об американце все узнала, — воскликнула я, не собираясь ничего скрывать.
Уже десять минут спустя Гургенов узнал такие подробности, от которых у него — человека бывалого — красные пятна стыда пошли по лицу.
— Неужели этот американец и в самом деле святой? — спросил он, глядя на меня с недоверием. — Вы и в самом деле обнаженные в шалаше лежали…
— Он меня грел, — уточнила я. — Не давал мне спокойно умереть.
— Да-да, — изумился Гургенов. — Он грел вас и все? Неужели вы, как женщина неотразимая, не почувствовали эмоций с его стороны?
— Эмоций? — с обидой воскликнула я. — Да он просто бесчувственный чурбан. Только о душе своей и думает. Чтобы ни произошло с ним, все на свой аршин меряет. Казалось бы, чего проще: человек в воду упал.
— Вы же говорили, что он сам прыгнул, — напомнил Гургенов.
— Прыгнул-то сам, да его же вынудили, но я не об этом. Казалось бы, ну упал человек в воду, так и что из того? Какие тут могут быть выводы?
— О том, как не заболеть, — подсказал Гургенов.
— Правильно, об этом думай и все дела. Нет же, мой монах давай гадать почему это с ним произошло.
— И докопался до сути? — с усмешкой превосходства поинтересовался Гургенов.
— Как же, докопается такой. Понес, конечно же, пургу. Это из-за того, говорит, что излишне увлекся я своим телом, мол приобрел способности, которые к тому и привели, что пришлось их использовать. Не было бы у меня этих способностей, говорит, не послал бы Бог и таких испытаний. Вот какие выводы сделал монах. Вот какая у него логика. Куда это годится, я вас спрашиваю? Это все одно, что сказать: не было бы у меня модных туфель на высоких каблуках, не послал бы Бог и ног стройных. А я еще принимала его за агента ЦРУ. Где бы эта Америка сейчас с такими агентами была? У Мозамбика в заднице! Простите, уважаемый, но грех не выразиться — случай самый подходящий.
Судя по всему, Гургенов меня простил и задал новый вопрос:
— А друг его, этот Ангира Муни, о нем вы узнали что— нибудь?
— Конечно. Говорю же, он такой же монах, даже еще хуже. Сам разыскать своего гуру не сумел, так вызвал моего американца. А ведь американец у гуру всего лишь двенадцатый ученик. Понимаете?
— Признаться, нет.
— Да Ангира Муни к этому Великому гуру значительно ближе: он его третий ученик. Представляете? Надел шафрановые одежды, обрил голову, отрекся от мирского и все такое прочее. Короче, очень набожен. Похлеще моего американца. Ох, как американец за этого гуру переживает! И за Ангиру Муни уже не меньше переживает.
— А с Муни что?
— Видимо, и ему несладко. Американец постоянно думает о нем и не знает как с ним встретиться.
Гургенов удивился:
— Не знает как встретиться?! Раз встретились с Муни вы, значит и он может. Муни живет на третьем этаже в девятой квартире, даже я это уразумел, в чем же проблема? Им встретиться нет ничего проще.
— Это на ваш трезвый ум так, а у них все не как у людей. Этот Ангира Муни предупредил моего американца, что нужно строжайшую конспирацию соблюдать. Вот теперь и соблюдают.
Гургенов задумался. Долго думал, а потом спросил:
— А что, и в самом деле он столь необычные способности развил у себя, этот американец?
Я вдохновенно поведала:
— Всех его способностей не знаю, но то, что видела, — впечатляет. Плавает во льдах аки нерпа или тюлень. Думаю и предсказательством балуется и много чего мистического умеет, раз этим увлекается. Намекал он мне как-то в подвале на чудесные способности свои, да не было времени их все проверить.
Гургенов еще крепче задумался. Я даже от нетерпения ерзать стала в громадном кресле его.
— А сквозь стены монах тот видит? — спросил Гургенов наконец.
Я опешила:
— Сквозь стены? Не знаю. Думаю нет, раз в подвале сидели мы, а не просто под домом, точнее у его стены. Хотя, он такой нелогичный. Сила есть, а сопротивления не оказывает. Может и сквозь стены умеет смотреть. Во всяком случае, шестое чувство развито у него. Может есть и седьмое. Расставаясь мне сказал, что приведет к его Великому учителю мой путь к сыну.
Услышав это, Гургенов, похоже, обрадовался. За руку меня взял и давай убеждать:
— Вы, Софья Адамовна, к американцу тому поезжайте и с ним продолжайте поиск, а мы будем за вами следить. Все, что он делать захочет, поощряйте. Думаю он вас на сына и выведет.
Я растерялась:
— А вы?
— Я рук сложа не сижу и что могу, тоже делаю, — заверил меня Гургенов.
И снова начал поглядывать на часы. Что за привычка что у него, что у Тамарки. Только и делают, что на часы поглядывают.
Пришлось уходить, ничего другого мне не оставалось.
От Гургенова я сразу же отправилась к Тамарке.
— Тома, — прямо с порога кабинета закричала я, — твой мафиози, козлина, слов не держит и буквально отделался от меня. Сбагрил с глаз долой под каким-то несуразным предлогом.
— Мама, ты невозможная, — возмутилась Тамарка. — Делаешь выводы раньше меня. Рассказывай, сама рассужу.
