— Лучше его не произносить.
— Конечно, но иногда только его и можно употребить, хотя лучше говорить «дерьмо». Мы часто говорим «из дерьма не сделать конфету» или «закопался, как жук в дерьме» — тут уж хочешь не хочешь, а ничем это слово не заменишь, хотя все про себя произносят более крепкое словцо.
Рой раскрывает меню и вперяет взгляд в слова, которые читал уже сотни раз, заказывая в этом кафе еду.
— И все-таки лучше не надо… лучше говорить так, чтобы обходиться без него, вот что я хочу сказать.
Он не собирается читать девочке лекцию. Не собирается учить ее правилам. Так уж получилось, и он виноват в том, что первый сказал это слово.
— Забудь это слово, — говорит он.
— Как скажешь, — пожимает плечиками Анджела.
Она смотрит в меню, проводя пальцем по полям листа. Решает, что заказать, а Рой не может оторвать взгляда от ее сосредоточенного лица. Она так увлечена, что высовывает кончик языка. Хедер делала так же. Рой улыбается.
Девочка поднимает глаза и встречается с ним взглядом. Отвечает улыбкой на его улыбку.
— А что ты выбрал?
— Сандвич с индейкой.
— Я тоже.
Сэнди принимает у них заказ, приносит им напитки, ставя перед каждым бутылку с содовой. Они сидят молча. Взгляд Роя устремлен гуда-то в сторону, но то и дело перескакивает на дочку; он старается поподробней рассмотреть ее в надежде найти сходство. Может быть, плечи. А может быть, подбородок.
— Ну а как вы… развлекаетесь, чем вообще занимаетесь?
— В основном гуляем, — отвечает она. — С друзьями. Ходим в кино, бродим по аллеям. Играем, ну, еще видеоигры.
Рой понимающе кивает, как будто сам развлекался так же.
— Да, это весело, — говорит он.
— Ага, весело.
Снова молчание. Рой, кашлянув, прочищает горло, готовясь сказать что-то, но Анджела опережает его.
— Послушай, мы можем сидеть здесь молча и думать, если ты, конечно, не возражаешь.
Рой просто счастлив. Он едва заметно усмехается и согласно кивает. Анджела двигается в глубь кабинки и осматривает обеденный зал. Между делом снимает зажим с волос, и конский хвост рассыпается по плечам, затем начесывает челку.
Почти сразу приносят еду. Рой ковыряется в своей порции, отщипывая маленькие кусочки индейки. Анджела, наоборот, отрезает большие куски.
— Смотри, как бы у тебя не заболел живот, — предостерегает девочку Рой.
— Нет. Я зараз съедаю целую пиццу в пиццерии, и не маленькую порционную, а большую, какую обычно разрезают на восемь частей и подают на глубоком блюде. Я ем все… ну почти все. Мама когда- нибудь готовила тебе цыпленка в грибном соусе?
— Не помню.
— Ты бы вспомнил, если бы она тебе его хоть раз приготовила. Тогда бы
Рой скалится в улыбке. Думает о прошлом.
— Ты знаешь, мы с твоей мамой… мы ведь не часто ели дома. Все больше где-нибудь, и в основном на скорую руку в таких местах, как это. Или в клубах. Где можно что-то быстро перехватить на ходу.
— А мне не попасть в клубы. У нас там есть клуб, но туда пускают только тех, кому исполнилось восемнадцать, и там наркотики. По пятничным вечерам туда пускают тех, кому уже исполнился двадцать один год, и там строго проверяют карточки. У нас в школе был парень, который мог пропустить твою фотографию через «Фотошоп» и соорудить любую фотку на удостоверении личности, но Робин Марксон попалась, и теперь ей не разрешается водить машину, пока не исполнится тридцать, или что-то вроде этого.
Рой растерян, он не знает, как поддержать разговор.
— Пятничный вечер, это же не время для школьников.
Анджела закатывает глазки:
— А я и не говорю, что хожу на них, я просто сказала, что они тщательно проверяют карточки.
— А-а-а.
— А мама не больно интересуется этими школьными вечерами.
— Что ты говоришь? Х-м-м… а как у тебя в школе… в каком ты классе?
— В девятом.
— Ну а как ты учишься?
— Нормально. С компьютером у меня нет проблем. И с обществоведением тоже.
— Да? Ну а как с этой… с географией?
— И с историей, и с устройством государства. Со всеми этими предметами нормально. Миссис Капистрано, учительница, она крутая и разрешает мне находиться у нее в классе во время уроков по другим предметам.
Анджела покончила с индейкой и принялась за гарнир.
— А они что, не важные? Другие предметы?
— Важные, но…
— Пойми, — говорит Рой. — Они наверняка важные. Ты не должна пропускать уроки.
Анджела опирается о стенку кабинки. На ее лице сияет притворная улыбка. Эту улыбку Рой узнает. Так улыбается он.
— А что, так уж важно ходить в школу, а? Тебе нравилась школа?
— Нет, не нравилась.
— А что именно не нравилось? Сама школа не нравилась?
— Не нравилось ходить в школу. Я завязал после второй ступени.
Анджела глубже усаживается в кресло.
— Ага. Поэтому ты и покатился по преступной дорожке?
Рой растерянно моргает. Почему она так сказала? Почему употребила именно это слово?
— Твоя мама рассказывает тебе эти сказки?
Анджела снова принимается откусывать кусочки от листа салата. Откусив и прожевав очередной кусочек, она говорит:
— Да нет, она никогда о тебе такого не говорила, и вообще ничего не говорила. Просто я так думаю.
— Ты неправильно думаешь.
— Кто же ты тогда? — спрашивает она, не обращая внимания на недовольное выражение его лица. — На грабителя банков ты не похож…
— Ты доела?
— …и на убийцу тоже. Наверняка ты не убийца. Это сразу видно. Мы с классом ездили на экскурсию в местную тюрьму. Нам сказали, что там мы увидим правосудие в действии, но я-то знаю, они просто хотели вбить в наши головы страх. Тем не менее, пока мы находились там, одного заключенного вели назад в камеру, и он был в оковах. Когда конвой вел его мимо нас, я остановилась и посмотрела ему в глаза. А он посмотрел мне в глаза… да, посмотрел прямо мне в глаза… и я сразу же поняла, что это убийца, что он убил кого-то. Не знаю, кто это был, но знаю, что убийца. И теперь я знаю, как выглядят глаза убийцы. Твои глаза — это не глаза убийцы.
Рой не представляет себе, куда может завести эта беседа.
— Ты закончила?
— Я пока не выяснила, каким именно криминалом ты занимаешься.
