— Я совсем не…
— Да ладно, оставим это. Каждый совершил в жизни что-то недостойное. Каждый. Если ты построишь на этом свою карьеру, тогда тебе надо будет совершать плохие поступки постоянно и непрерывно.
— Я не преступник, — настойчиво произносит Рой. — Я продавец антиквариата.
— Нет, ты не продавец антиквариата.
— Да, я продавец антиквариата. Я покупаю предметы антиквариата, а потом через какое-то время продаю их.
— О-о-о-х, — вздыхает Анджела и говорит, но уже менее твердым тоном: — Но когда вы были вместе с моей мамой, ты был…
— Когда мы были вместе с твоей мамой, я был несмышленым юнцом. Я натворил кучу глупостей, о чем впоследствии жалел. Вот и все. Это было пятнадцать лет назад, вот тогда-то я и понаделал уйму ошибок.
— Понятно, — она уже где-то далеко. Смотрит куда-то через его плечо. Опускает взгляд на свои руки. — Это старая история.
Рой снова принимается за еду. Анджела сидит молча и неподвижно. Рой мучительно думает, не сказал ли он что-нибудь не то и не испортил ли этим их первую встречу. Он надеется, что нет. Пока все было хорошо, в том числе и еда. Сидеть за обедом, забыв обо всех неправедных делах. Просто беседовать. Так, как с доктором Клейном, но только с человеком, более близким тебе. С которым говоришь так, как будто с самим собой. Приятно, хотя и необычно.
— У вас близко есть «Дэри Куин»?[5] — спрашивает Анджела; ее голубые глаза сияют, отражая свет флуоресцирующих ламп.
Рой утвердительно кивает, его дочь смеется и радостно хлопает в ладоши. Он надеется, что прощен за все.
Рой, подъехав к вокзалу, выходит из машины, открывает дверцу и помогает Анджеле выйти. Один поток пассажиров втекает в вертящуюся дверь, другой вытекает из нее.
— У тебя все есть? — спрашивает он. — Кошелек, сумочка, ранец для книг?..
— Да, все есть.
Рой сует руку в карман и достает пачку денег, перетянутую резинкой. Вытаскивает из нее стодолларовую купюру, лежащую сверху, и протягивает ее девочке. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами.
— Если захочешь поесть в поезде.
— Господи, — смеется она. — Там что, кроме икры ничего не подают?
Рой тоже смеется:
— Да нет, просто… ведь тебе нужны деньги, верно? Ну там… купить что-то… попить или еще что- нибудь.
— Сотню баксов на кока-колу? Ты мог бы дать и поменьше.
Рой усмехается; Анджела кивает головой в сторону вокзала:
— Ты хочешь пройти на перрон? До отхода поезда ждать еще почти полчаса. Я могу что-нибудь поучить из уроков на завтра, но если тебе хочется поговорить, то мы можем…
— Да нет, — говорит Рой. — Нет, иди в вокзал. У тебя же есть чем заняться.
— Ты правду говоришь?
— Да. Я должен…
Через полчаса он должен встретиться с Фрэнки в районе порта. Но об этом говорить Анджеле не надо. Однако, как это ни странно, ему хочется сказать ей об этом.
— Мы встречаемся с одним из моих клиентов за обедом.
— Клиент, интересующийся антиквариатом?
— Да, клиент, интересующийся антиквариатом.
— Х-м-м, понятно.
Одной рукой она укладывает стодолларовую купюру в карман; вторая рука подпирает бедро. Ухватив рюкзачок с книгами за лямки, она закидывает его на узкое, изящное плечико. Из ранца вынимает ручку и блокнот, на обложке которого нарисованы кошки. Раскрывает и что-то пишет.
— Это мой сотовый телефон, — говорит она, протягивая листок Рою. — Мама купила его мне в прошлом году, когда мы постоянно трепались с Бекки. Мы висели на телефоне по шестнадцать часов в сутки без единого перерыва. Мама Бекки на целый месяц запретила ей подходить к телефону, а мне купили мобильник. Круто, верно?
— Да, круто.
— Ну так вот, — заключает Анджела, — звони и попадешь на меня. Тебе нечего опасаться, что ты нарвешься на мою маму.
— Да я и не опасаюсь этого. А ты можешь передать ей от меня привет, хорошо?
— Не думаю, что это нужно.
— Я понимаю, просто скажи ей, что я говорил…
— Скажу, скажу.
Рой протягивает руку, и Анджела берется за нее. Она тянет его за руку, он всем телом подается к ней; Анджела вытягивается, встает на цыпочки, поднимает голову. Она целует его в щеку. Поцелуй быстрый, мягкий.
— Увидимся на следующей неделе? — спрашивает она.
— На следующей неделе?
Он все еще чувствует прикосновение ее губ к своей щеке. То место, куда она его поцеловала, еще влажное. Ветерок холодит щеку.
— Конечно, обязательно. На следующей неделе.
Рой смотрит, как его дочь закидывает рюкзачок на плечи и уходит в здание вокзала. Несколько молодых мужчин, стоящих на ступеньках, провожают ее глазами. Они смотрят на нее слишком уж долго и внимательно. Явно похотливыми взглядами. Первое инстинктивное желание Роя — размозжить им головы. Переломать им руки, чтобы они и дотронуться до нее не смогли. Переломать им ноги, чтобы они не смогли пойти за ней. Порвать им глотки, чтобы они не смогли заговорить с ней.
Но изнутри его ничего не давит. Боли под черепушкой не ощущается. Желчь не жжет глотку. Все органы работают нормально. Анджела сливается с толпой, ее конский хвост маятником раскачивается за спиной… вот и он пропал из виду. Она ушла. Рой вспоминает и не может припомнить, из-за чего он разозлился. Люди снуют мимо него, спеша по своим делам. Вращающаяся дверь крутится и крутится без остановки. Анджелы уже нет. Он садится в машину и отъезжает от вокзала. Надо делать дело.
Семь
Когда Рой подъехал, машина Фрэнки уже стояла недалеко от въезда в порт. Фары выключены, да и музыка, наверное впервые, не слышна. Роя это радует. Вообще-то ему нравится слушать эстрадных певцов, но только не громко, когда их голоса звучат доверительно и дружески. И не слишком часто. Рой заруливает машину в свободный промежуток, шины шуршат по щербатому деревянному настилу. Из машины почти ничего не видно. Он заглушает мотор и ждет, не выходя из машины. Дует теплый ветерок. Он слышит недалекий шум и плеск воды — звуки океана. Запах дохлой рыбы. Люди говорят, что она гниет под портовыми сооружениями. Во время приливов рыбы заплывают в береговую зону и застревают в зарослях, а когда вода сходит, они погибают, хлопая в предсмертных судорогах хвостами. Они спекаются под жарким солнцем, и иногда их плавательные пузыри и желудки взрываются. Рыба гниет под портовыми складами и сооружениями. Это и есть запах океана. Рой бывает здесь не часто.
Он все еще сидит в машине и ждет, потому что из-за темноты не может рассмотреть ничего снаружи. Да он и не знает, куда идти. Это целиком и полностью затея Фрэнки. Если все пройдет так, как надо; если этот турок такой, каким описывает его Фрэнки, за дело стоит браться. А шансы… он с самого начала не
