размерам, чем ринг, закрытую ярко-алым покрывалом. Внезапно из клетки раздался какой-то звук, определенно не принадлежащий рептилии. Это был рев, рык, но громче и злее, в нем было больше животного, чем во всех звуках, которые я слышал от динозавров с тех пор, как последний раз был на свидании с Брунгильдой, стюардессой авиакомпании «Lufthansa», по совместительству ти-рексом вдвое крупнее меня.
Судя по звукам, это нечто было из семейства кошачьих.
К тому моменту, как меньшую клетку прикрепили ко входу на ринг несколькими металлическими болтами, моя догадка подтвердилась. С диким ревом животное внутри ударило сильной рыжевато-бурой лапой и распороло красное покрывало. Нашему взору предстала голодная пума. Это было очень крупное создание: широкие покатые плечи, мощные лапы, ряды острых зубов. Пума расхаживала по клетке, пока не разодрала покрывало в клочья за две секунды.
И она по-прежнему была голодна.
— Это и есть противник? — выпалил Эрни. — Господи, это же нечестно.
— Ты был бы удивлен, — сказала Цирцея. — Пумы бывают очень сильными.
— Это нечестно по отношению к стегозавру. Это невозможно. Эта тварь тут же убьет его…
Цирцея взглянула на меня, —
— Когда мы достигаем определенного уровня Прогресса, — сообщила она моему напарнику, — то нет ничего невозможного. Кроме того, мы предпринимаем меры предосторожности.
— Например? — уточнил я.
Но не получил ответа. По какому-то негласному сигналу преграду, отгораживающую клетку пумы от собственно ринга, подняли, и огромная кошка выпрыгнула из своей темницы на центральный помост. Пришло время шоу.
Томас ждал своего противника. Его когти были выпущены на полную длину, но вел он себя спокойно и невозмутимо, словно всего лишь ожидал, когда же из-за угла появится автобус номер пять. А пума, еще не решившая, что именно ей сделать с наглой жертвой, которая и не думает убегать, ходила вокруг ринга медленно и осторожно, не отрывая взгляда от свежего куска мяса в центре.
Томас двигался еле заметно, едва уловимо. Его спина начала сгибаться сантиметр за сантиметром, он вытянул передние лапы, достав ими до земли, приседая на задние лапы и перенося на них свой вес. Когда он изогнул таким образом позвоночник, то чешуйки на его спине поднялись на пару сантиметров, затем он распрямил хвост и вытянул его, превращая в длинную дополнительную конечность, похожую на еще один палец, только больших размеров. Хвост начал раскачиваться туда-сюда, словно стрелка гигантского метронома.
Он опустился на четвереньки, держа маленькую голову параллельно земле и приникая к ней телом, словно заряжая себя опасностью, оставаясь на месте лишь силой собственного веса. Сейчас его стойка была мне совершенно незнакома, как и его манера покачивать головой. Это был уже не тот парень, который медитировал за ужином полчаса назад. Томас стал кем-то другим, еще больше зверем, чем сама пума. Он словно бы превращался в того, кем всегда должен был быть.
В настоящего стегозавра.
Пума как будто тоже заметила перемену, но еще не понимала, что она значит, поэтому сделала пробный шаг вперед, махнув в воздухе лапой. Кошечка хотела поиграть. Пума то выпускала когти, то снова прятала их. Хищница была готова к бою. Кошечка хотела разорвать кого-нибудь на куски.
Внезапно животное метнулось на стегозавра, стараясь запрыгнуть сверху и целясь Томасу в шею. Все произошло так быстро, что я практически не зафиксировал сам момент атаки, а хвост Томаса уже раскачивался, шипы поблескивали, словно уже были обагрены кровью, и он хвостом схватил дикую кошку за переднюю лапу и скинул ее в грязь.
Снова раздался рев, на этот раз стегозавра. Чудовищный звук, услышав который все окрестные японцы побежали бы за своими справочниками «Как себя вести, если прилетела Мотра».[22] Пума издала ответный рык. Соперники ясно выразили свои намерения.
— И когда вы останавливаете эти бои? — спросил я Цирцею, которая не отрывала взгляда от происходящего.
— Никогда, — ответила она. — Если только… Я решил, что какой-то сигнал все-таки есть, но не успел спросить, какой именно. Издав еще несколько рыков, пума снова кинулась в атаку и запрыгнула на стегозавра, который в свою очередь опустил конусообразные шипы вдоль позвоночника, прижав их к жесткой коже, защищающей его спину и шею.
Видимо, недостаточно жесткой. Кровь брызнула из ран на коже, и стегозавр взвыл от боли, мотая хвостом по воздуху, целясь в пуму и пытаясь помочь себе. Но как только хвост определил местоположение противника, пума спрыгнула со спины Томаса, обнажив незащищенный участок кожи, и стегозавр ударил себя своими же шипами и завопил от ужасной боли. А как завтра-то будет болеть!
Пума снова отслеживала добычу, расхаживая вокруг динозавра и примериваясь, как бы снова на него запрыгнуть и еще больше покалечить. Низ ринга был покрыт лужами крови, растекающейся по поверхности, отчего становилось скользко. Внезапно у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Я осознал, что толпа прервала молчание и теперь выкрикивает какие-то неописуемые слова одобрения на разных человеческих языках и на диалекте динозавров, которого я не понимаю.
Еще один рывок, яростная атака, и вот уже стегозавр лежит на спине, отражая укусы хищника, — его челюсти тянутся к шее, к лапам, к незащищенному мягкому животу. В этот раз хвост движется силой, и Томас контролирует его движения, но толку мало.
Тела катались по рингу, ударяясь о металлическую ограду, лапы переплелись, и никто из противников не мог вырваться.
Я заметил, кроме крови, ожесточения и собственно борьбы, что Томас двигается не так, как все виденные мной когда-либо создания. Это были движения не разумного существа, но и не дикого животного. Он не отражал ударов, не производил выпадов, контратак и вообще не защищался в обычном смысле слова. Как будто смотришь на матч «Вашингтонских краснокожих» с «Филадельфийскими орлами».[23] Но в этой инстинктивной, притом рассудочной, борьбе за жизнь была своя методика, и просто дух захватывало по мере разворачивания процесса, этим зрелище определенно отличалось от схватки «Вашингтонских краснокожих» с «Филадельфийскими орлами».
Шум толпы достиг своего апогея. И вдруг я понял, что тоже вскочил с места, машу кулаком в воздухе и издаю бессмысленный набор звуков, завывая вместе с толпой. Эрни стоял рядом и делал то же самое, зрелище так же увлекло его, как и меня. И только Цирцея, сидевшая между нами, оставалась неподвижной, хотя по ее пристальному взгляду я мог сказать, что она увлечена происходящим на ринге больше, чем все мы, вместе взятые.
Стегозавр уперся хвостом в песок и перевернулся на бок, сбрасывая пуму со своего живота на землю. Но кошка быстро поднялась, снова вскочила и прыгнула, выпустив когти на всех четырех лапах, готовая порвать на клочки все, что попадется ей на пути.
Снова их лапы переплелись, а тела приклеились друг к другу, зубы вонзались в мех и чешую. Если в конце боя кто-то и выйдет победителем, — хотя в этот раз я уверен не был, — то ему долго придется приходить в себя. Ринг превратился в бойню, кровь стекала со спин, животов, хвостов, ног, впитываясь в землю. От противника шею динозавра защищал один из последних слоев защитных чешуек. Пума отпрянула на мгновение, почему-то уверовав, что последний ее укус будет смертельным.
Хищный взгляд. Разбег. Охота — любимое развлечение в этом городе.
Возможно, это был лишь вопрос скорости. И пума была быстрее. Она прыгнула, приготовившись отправить жертву на тот свет, а потом устроиться поудобнее и перекусить свежим мясом стегозавра.
Но Томас был готов к нападению, какая-то часть его мозга, отвечающая за инстинкты, не переставала работать, чтобы огромное тело продолжало драться, несмотря на то, что из него с удивительной скоростью вытекала кровь. Томас откинулся назад, когда пума прыгнула на него, при этом шипы на его спине самортизировали падение. И в продолжение этого движения его хвост молниеносно скользнул между ног — ни дать ни взять щеночек, жаждущий, чтобы ему почесали пухленькое брюшко. Шипы со свистом рассекли воздух, направляясь точно к цели, и я все понял за долю секунды до того, как собственно это случилось:
