Брант, — иронически заметил Лагранж.
— Не сомневаюсь, что вы получите возможность дать объяснения командиру дивизии, — невозмутимо продолжал Брант. — Кроме того, — тут он в первый раз обратился к капитану Фолкнеру, — когда вы скажете командиру дивизии, что вы — в чем я не сомневаюсь, судя по вашему имени и внешнему сходству, — родственник молодой особы, которая получила в Вашингтоне пропуск и прожила в этом доме три недели, я уверен, что вы сможете удовлетворительно объяснить, почему вы оказались так близко к нашим постам.
— Это моя сестра Тилли! — воскликнул молодой офицер. — Но ведь ее уже здесь нет. Вчера она прошла через наши линии, возвращаясь в Вашингтон. Нет, — прибавил он, засмеявшись, — боюсь, что сегодня такое объяснение уже не поможет.
Старший офицер сразу нахмурился. Брант заметил и сопоставил это с простодушными словами Фолкнера, и ему стало ясно, что тот говорит правду и что мисс Фолкнер успешно выполнила его поручение. Впрочем, он искренне думал, что ее родство с молодым офицером побудит командира дивизии снисходительно отнестись к его проступку, и ему было приятно, что он может оказать ей такую услугу. Что касается истинной цели обоих офицеров, на этот счет у него сомнений не было. Это и были те «друзья», которые поджидали его жену за линией северян! Если бы не случайность, она была бы схвачена вместе с ними и ее измена была бы разоблачена в присутствии его солдат, которые пока не могли быть уверены в ее виновности и не подозревали, кто она. В то же время возможность безопасно переправить ее за линию фронта не отпала из-за этого происшествия: пленные не посмеют рассказать о ней. Кларенс ощущал какое-то мрачное удовлетворение при мысли, что он устроит ее побег без их помощи. На его лице эти мысли никак не отразились. Молодой Фолкнер рассматривал генерала с мальчишеским любопытством, а полковник Лагранж, вежливо подавив зевоту, глядел в потолок.
— К сожалению, — сказал Брант, вызвав дежурного офицера, — я принужден разлучить вас, пока вы будете находиться здесь. Но я позабочусь о том, чтобы вы ни в чем не нуждались.
— Если вы, генерал, хотите допрашивать нас в отдельности, я могу уйти сейчас же, — с иронической вежливостью заметил Лагранж, поднимаясь с места.
— Нет, у меня есть все нужные сведения, — невозмутимо ответил Брант.
Он отдал необходимые распоряжения своему офицеру, вежливо ответил пленным, которые сухо отдали ему честь, и, как только их увели, поспешил наверх, в свою спальню. На минуту он невольно задержался перед запертой дверью и прислушался. Внутри царило безмолвие. Он отпер дверь.
В комнате было так тихо, что, еще не взглянув не постель, он быстро посмотрел в сторону окна, о котором совсем забыл: ведь оно выходит на крышу веранды! Окно было по-прежнему закрыто. Подойдя к постели, он увидел, что его жена лежит все в той же позе, но под глазами у нее резче обозначились круги, а на щеках виднелись следы слез.
Может быть, из-за этого и смягчился его голос, в котором еще звучали повелительные ноты:
— Вы, очевидно, знаете этих двух офицеров?
— Да.
— Вы понимаете, что теперь они вам не помогут?
— Да.
В ее голосе звучало такое смирение, что он опять взглянул на нее с подозрением. Но его поразили ее бледность и потухшие глаза.
— Тогда я скажу вам, как я думаю вас спасти. Прежде всего нужно разыскать мулатку, двойником которой вы были.
— Она здесь.
— Здесь?
— Да.
— Откуда вы знаете? — спросил он, мгновенно насторожившись.
— Она должна была оставаться в доме, пока не узнает, что я благополучно перешла фронт. У меня еще есть верные друзья.
И, помолчав, добавила:
— Она уже была тут.
Он посмотрел на нее с удивлением:
— Быть не может! Ведь я…
— Вы заперли дверь. Да, но у нее есть второй ключ. А если бы и не было, сюда есть другой вход, из ниши. Вы не знаете этого дома; вы живете здесь всего три недели; я же в молодости прожила в этой комнате два года.
Трудно описать, что творилось в душе у Кларенса! Он вспомнил, что почувствовал в первый день, поселившись в этой комнате. Потом им овладел жгучий стыд при мысли, что с того самого дня он был игрушкой в руках врагов: ведь и сейчас она имела полную возможность скрыться.
— Быть может, — сказал он мрачно, — вы уже составили собственный план побега?
Она взглянула на него покорно, но и в этой покорности чувствовался упрек.
— Я только сказала, чтобы она была готова поменяться со мной платьем и помогла мне выкрасить лицо и руки, когда надо будет. В остальном я полагаюсь на вас.
— Так вот мой план. Я изменил только одну подробность. Вы обе должны выйти из дома одновременно, но из разных дверей, причем одна из вас тайным путем, неизвестным моим людям. Знаете вы такой выход?
— Да, позади флигеля, где живут негры.
— Хорошо, — ответил он. — Оттуда выйдете вы. А мулатка выйдет через парадный ход с моим пропуском. Ее окликнет первый часовой у караульного помещения, возле стены. Ее задержат, станут расспрашивать, но ей будет легче выпутаться, чем вам. Таким образом мы ненадолго отвлечем внимание. Тем временем вы выйдете с заднего крыльца и вдоль изгороди доберетесь до того места, где ручей теряется в болоте. Это, — продолжал он, пристально глядя на нее, — единственный слабый пункт нашей позиции: там нет ни наблюдения, ни охраны. Возможно, впрочем, — добавил он угрюмо, — вы это уже знаете.
— Да, это болото, на котором растут цветы, около тропинки, где вы встретили мисс Фолкнер. Я переходила болото, чтобы отдать ей письмо, — медленно сказала она.
По лицу Бранта пробежала горькая усмешка.
— Понятно, — сказал он. — Я буду ждать вас у ручья и пойду с вами через болото, пока вы не окажетесь недалеко от расположения южан. Я буду в штатском, ибо помните, Элис, — продолжал он медленно, — что с вами идет не командир бригады, а ваш муж, он опустится до вашего уровня, не позоря своего мундира. Ведь с того момента, как он, переодетый, перейдет линию своих войск, он сам станет, подобно вам, шпионом и подлежит каре.
Ее глаза обратились к нему с тем же выражением сочувствия и восхищения, которое он заметил раньше. Во внезапном порыве она поднялась с постели, не обращая внимания на свои обнаженные руки и плечи и распущенные волосы, и стала перед ним. С минуту муж и жена смотрели друг на друга так же открыто и просто, как некогда в своей спальне в Роблесе.
— Когда мне идти?
Он взглянул на посветлевшее окно: приближалась заря. Через несколько минут начнется смена караульных — время было самое подходящее.
— Сейчас, — сказал он. — Я пришлю к вам Розу.
Но его жена уже прошла в нишу и постучала в какую-то внутреннюю дверь. Послышались скрип дверей и шорох платья. Она вернулась и сказала, задернув нишу портьерой:
— Идите! Когда она придет к вам в кабинет за пропуском, это будет означать, что я ушла.
Он направился к двери.
— Постойте, — прошептала она.
Он обернулся. Выражение ее лица опять изменилось. Оно покрылось смертельной бледностью, ее охватила странная дрожь. Прекрасные руки выпустили портьеру и потянулись вперед — ему показалось, что в следующее мгновение она прикоснется к нему. Но она тут же быстро сказала:
— Ступайте! Ступайте же! — и скрылась за портьерой.
