ночной телепрограмме одетого с иголочки добродушного пожилого человека и вдруг с удивлением узнаешь, что этот немолодой добряк и есть Вилли Саттон, известный грабитель.
'Но что же вас заставляло грабить банки, мистер Саттон?' – спрашивает ведущий. 'Ну, Дик, знаете – там лежат деньги, видите ли'. – И ты от души потешаешься над искрящимися юмором рассказами Вилли Саттона о том, как он брал банки: один раз переодевшись банковским охранником, другой – полицейским, а еще раз – водителем бронированного фургона. Но когда выключаешь телевизор и начинаешь шевелить мозгами, понимаешь, что самому Вилли Саттону особенно смеяться не над чем. Он провел две трети жизни в тюрьме.
Думать об этом было ой как невесело! Уолкер сам себе удивлялся – какого черта он встрял в такое дело? Целый вечер в среду и весь день в четверг он не мог избавиться от комка в горле и сухости во рту. По здравом размышлении их затея казалась просто абсурдной. Никто из них не знал ничего о банках, и единственным, кто имел опыт в преступных делах, был Хэнратти, но его уровень был куда ниже, чем у Вилли Саттона. Хэнратти до сих пор промышлял заурядным воровством, но его уже трижды ловили, и пятнадцать из последних двадцати трех лет своей жалкой жизни он провел за решеткой. И вот они собрались здесь: пилот без лицензии, три бывших солдата и вор-неудачник – в надежде заполучить миллион долларов чистоганом без единого выстрела. О чем тут говорить?
Три обстоятельства удерживали его от того, чтобы выйти из игры. Первое: Харгит и Бараклоу, как ни странно, казалось, знают, что делают. План ограбления выглядел вполне реальным, бегство обставлено со всей возможной изобретательностью, и майор настолько не сомневался в себе, что заражал уверенностью и остальных. Когда он говорил, что дело выгорит, нельзя было ему не верить: тут срабатывало и обаяние, и то, что Уолкер знал о его военных заслугах. Харгит проводил сложнейшие операции с неизменным успехом и, как правило, без особых потерь. Второе: если Уолкер попытается сейчас пойти на попятную, его, скорее всего, просто убьют – не могут же они оставить его на свободе при том, что он в курсе всех подробностей. Никто вслух не произносил ничего похожего на угрозы, но ситуация была слишком очевидной: отказавшись участвовать в операции, он подвергал свою жизнь еще большей опасности.
И третье: у него просто не было выбора. Он хотел денег – ему причиталось десять процентов, если дело выгорит, а это составляло около сотни тысяч долларов. С такими деньгами в правильно выбранной южноамериканской стране он купит молчание всех, кого нужно, обзаведется лицензией и всеми нужными документами, приобретет пару-тройку надежных самолетов и организует рабочую международную аэролинию. В каком-то смысле, как он с удивлением понял, его амбиции не так уж сильно отличались от амбиций майора. Каждый из них хотел денег не для себя лично, а для того, чтобы с их помощью найти себе дело.
В результате Уолкер пришел к выводу, что это его последний шанс ухватить удачу за хвост, и, несмотря на все свои панические размышления, решил идти до конца.
В четверг вечером – за девятнадцать часов до срока – майор собрал всех в отделанной панелями передней комнате для того, чтобы поднять дух своих 'бойцов' перед началом операции. Уолкер, уже сумевший взять себя в руки, уселся на один из стульев и достал пачку сигарет из нарукавного кармана своей кожаной летной куртки. У него слегка побаливала царапина на подбородке – руки дрожали во время утреннего бритья – и дырка в зубе давала о себе знать, но в остальном он чувствовал себя на удивление хорошо: настороженный, готовый к действию, уверенный в себе и собранный, как футболист, ожидающий таранного удара соперника, но решивший удержаться на ногах во что бы то ни стало.
Закурив, он наблюдал, как майор расстегивает большой коричневый чехол и достает оружие, которым им придется воспользоваться.
– Винтовки их припугнут. Нам и надо, чтобы они боялись. Бараклоу и Хэнратти с винтовками войдут через переднюю дверь и заставят всех в зале вести себя тихо. Барт и я возьмем на себя охранников фургона; в руках у нас будут баллончики, поэтому в качестве оружия мы возьмем револьверы. Уолкер останется с машиной – ему оружие не нужно. Барт подкараулит охранников в заднем помещении банка, пока я не дам сигнал, и тогда, обогнув здание, вернется к машине. Я, как только мы управимся с охранниками, пройду в зал, а Стив Бараклоу, подойдет к перегородке с двумя вещмешками. Мы вдвоем набьем деньгами мешки, а Хэнратти останется у двери и будет держать всех в зале под прицелом. Есть вопросы?
Они уже обсуждали все это дюжину раз – сейчас все молчали. Уолкер видел, как толково майор распределил роли. Харгит рассудил, что самые слабые звенья в цепи – Хэнратти и Уолкер, на том основании, что до сих пор не имел с ними дела в боевой обстановке. Поэтому он оставил Уолкера в машине, где тот не мог наломать дров, а Хэнратти поставил в пару с Бараклоу, чтобы он ни на миг не оставался один. Сам Харгит решил заняться охранниками в задней комнате банка, поскольку это была самая сложная часть операции, и взял в напарники Барта, ибо тот имел столь же большой опыт боев в джунглях, как и сам майор. Этим двоим не составит труда управиться и с большим числом таких пентюхов, как эти провинциалы-охранники, никогда не нюхавшие пороху.
Что ж, Уолкер не имел ничего против отведенной ему роли. У него не было ни малейшего желания выступать на авансцене – его вполне устроило бы вообще остаться за кулисами.
Майор убрал оружие и застегнул чехол на 'молнию'.
– Вы все знаете, что успех операции зависит от быстроты наших действий. Они успеют поднять тревогу – этому мы помешать не сможем, – а потому в нашем распоряжении не больше четырех минут на то, чтобы проникнуть внутрь, взять деньги и скрыться. Но все получится в лучшем виде, если каждый выполнит свою задачу точно. Я не стану повторять, но, если кто-то из вас замешкается, его придется пристрелить, ибо мы не можем позволить себе роскошь оставить полиции такого свидетеля. Надеюсь, это ясно.
Его слова не были пустой угрозой: майор не стал бы тратить на это время. Все его действия диктовались логикой, и он не сомневался, что эта логика всем очевидна.
Уолкер ощутил, как по его спине пробежал холодок. Он с трудом мог поверить, что раньше, во Вьетнаме, взирал на Харгита с уважением и даже с восхищением – майор был тогда своего рода легендой. Сейчас этот человек казался ему просто бездушным.
И дело вовсе не в том, что Харгит изменился, думал Уолкер. Просто на войне у людей общий враг, и это сплачивает их в некое братство, хотя и подлинное, но временное, ибо оно порождено обстоятельствами. Сейчас обстоятельства изменились: Уолкер не взирал больше со стороны на подвиги Харгита, а стал их участником и начал понимать, почему те, кто служил под началом майора, так страшились его. Когда рядом Харгит, не стоит бояться врага – или полиции, как в их случае, – лучше бойся Харгита, ибо один неверный шаг – и ты покойник.
– Завтра к этому времени, – любезно сообщил майор, – мы будем лететь над горами Айдахо в Британской Колумбии уже богатыми людьми. Там возле посадочной полосы припрятаны три автомобиля. Бараклоу, сержант Барт и я возьмем причитающуюся нам часть денег и одну из машин. Две другие предназначены для Хэнратти и Уолкера, и лично меня не волнует, куда вы оттуда отправитесь. К тому моменту, как кто-либо из вас получит шанс влипнуть, мы трое будем уже на полпути в Африку. Но напоследок повторю вам вот что. В Аризоне все еще существует смертная казнь за убийство. Я не хочу трупов. Или даже просто пострадавших. Про деньги в конце концов забудут, но для убийства нет срока давности.
Тогда Уолкер не обратил на это предостережение особого внимания. Он меньше всего ожидал такого поворота событий.
Оказывается, операция едва не оказалась на грани срыва, но Уолкер узнал об этом лишь потом, из рассказа Бараклоу.
Тот проехал после полудня в четверг через Сан-Мигель, чтобы еще раз оценить обстановку. Все выглядело спокойным, и он отправился во Фридонию, чтобы провести ночь в мотеле. Едва ли стоило околачиваться ночью в Сан-Мигеле, поскольку кто-нибудь позже мог вспомнить, что видел его в городе, и Бараклоу счел разумным проделать несколько лишних миль и переночевать в другом месте. У него оставалась куча времени, чтобы в пятницу вернуться в Сан-Мигель, и Бараклоу рассчитал все так, чтобы прибыть в город не раньше чем за двадцать минут до срока, чтобы как можно меньше мозолить глаза, ожидая посадки самолета.
Однако, когда он вышел после завтрака из мотеля во Фридонии, 'линкольн' не пожелал
