зайти с другой стороны:
– Как ты нашел меня?
– Какая разница? Выследил тебя, используя старые связи. – Майор снова извлек бумажник, сунул Уолкеру под нос лицензию на право вождения многомоторного коммерческого самолета, выданную по всей форме, с печатями и штампами. В ней значилось: 'Кендалл Вильямс. Дата рождения: 10/27/41. Место рождения: Альбукерке, Нью-Мехико. Рост: 5 футов 11 дюймов. Вес: 160 фунтов. Волосы: карие. Глаза: серые'. Все графы были заполнены, за исключением подписи владельца.
Уолкер схватил бумагу дрожащей рукой:
– Где ты это достал?
– Это подделка, но знать об этом никто не должен.
– Чертовски хорошая подделка.
– Конечно, а как же иначе? Ты что, принимаешь меня за дилетанта?
– Нет, майор, ты профессионал. – Уолкер встал и отдал лицензию. – Вопрос только, в чем профессионал?
– Ну, скажем так, я – профессиональный вор!
– Капитан, ты плывешь по течению. Я предлагаю тебе выход... у тебя будет достаточно денег, чтобы двинуть в Канаду или Бразилию и открыть там собственную авиалинию. Твоя доля составит минимум пятьдесят тысяч, а то и больше. А все, что тебе придется сделать, – слетать на паре самолетов и миль двадцать вести машину.
– Риск слишком велик.
– Игра стоит свеч.
– На кой черт тебе такая сумма и что ты собираешься делать потом?
– Чтобы собрать армию, надо очень много денег, капитан. Нанять людей, обучить, снарядить...
– Господи, да с такими деньгами, о которых ты говоришь, можно забыть обо всем и жить припеваючи всю оставшуюся жизнь.
– Некоторые так бы и сделали.
Было поистине ужасно видеть, как этот вояка становится преступником. Но все годы военной службы он по приказу нарушал все моральные нормы и просто перестал воспринимать их, как нечто обязательное.
– Не заставляй меня повторять тебе все снова, капитан.
– Нет, считай, я тебя понял. Ты собираешься ограбить банк.
– Не любой банк. Банк с наличностью в миллион долларов.
– А если нас сцапают?
– Это военная операция, капитан. Мы продумали все до тонкостей, исключив любую возможность, что нас поймают.
– Даже и не знаю. Я в своей жизни крал только жевательную резинку – в детстве.
– Капитан, это, возможно, твой последний шанс заиметь свою авиацию и летать на собственном самолете.
Харгит отличался проницательностью и умел использовать слабости других людей.
– Я же не предлагаю тебе стать грабителем, – добавил майор. – Мы проделаем это один раз. Попадаются те, кто грабит постоянно, – шансы поймать их с каждым новым преступлением увеличиваются. – Он положил на стол перед Уолкером неподписанную лицензию, достал из кармана авторучку, отвинтил колпачок и вручил ему.
Немного помедлив, Уолкер поставил свою подпись там, куда майор указывал пальцем.
– Но почему именно я?
Они ехали на север в 'линкольне'. Стрелка спидометра моталась возле отметки '70', но в салоне, оборудованном кондиционером, было тихо и прохладно. Майор вел машину в той же манере, в какой делал все прочее: внешне небрежно, но обдуманно и четко.
– Так почему я? – повторил Уолкер.
– Потому что всегда лучше иметь дело с тем, кого знаешь. Ты был хорошим офицером. Умеешь выполнять приказы, участвовал в военных операциях. У меня есть с полдюжины знакомых военных летчиков, которых я мог бы привлечь к делу, но им бы пришлось брать отпуск, а это чревато. Тебя же никто не хватится.
Уолкер был далек от мысли, что майор вкладывал какой-то скрытый смысл в эти слова, но у него вдруг мурашки побежали по спине. Поборов охвативший его страх, он поспешил переменить тему разговора:
– Кто еще в деле?
– Трое. Двоих, возможно, ты знаешь.
– Бараклоу?
– Да.
Бараклоу тоже упоминался в газетной вырезке. Он имел звание капитана и служил непосредственно под началом Харгита. Его тоже отправили в отставку по тому приговору военно-полевого суда. Уолкер смутно помнил Бараклоу: поджарый сардонический тип со шрамом от напалма на руке.
– Кто еще?
– Эдди Барт.
– Его, кажется, не помню.
– Он был у меня сержантом.
– Его тоже судили?
– Нет. Хотели было, но им пришлось отказаться от основного обвинения и накопать на него всякой мелочи – чепуховых предлогов, по которым любого солдата можно уволить со службы, ибо у всякого, кто служит за границей, рыльце в пуху.
– Но этот парень так и остался с тобой?
– Он мне предан. – В легкой улыбке майора сквозило искреннее довольство.
– А кто пятый?
Выражение лица Харгита резко изменилось.
– Ты его никогда не встречал. Бандюга, бывший заключенный Хэнратти. – Он даже не счел нужным скрыть отвращение.
Бараклоу ждал их в Финиксе. Они пообедали там втроем, дружески беседуя о старых временах в Сайгоне, словно ничего другого они и в мыслях не держали. Бараклоу был одет в спортивные брюки и ветровку, но и то и другое, равно как и ботинки, отнюдь не выглядели дешевкой. Очевидно, операция финансировалась неплохо.
Бараклоу отличался своеобразным чувством юмора, и в характере его странно сочетались чувствительность и холодность. Его заботили изящество манер и правильность речи, а шутки его по большей части касались собственной персоны, что свойственно обычно людям умным. Он был способен и на неприкрытую грубость: с официанткой, разносящей коктейли, он обращался так, словно она являла собой низшую форму жизни: 'Дорогуша, вам не мешало бы подумать о том, как бы сбрить свои усики', и притом ухитрился ущипнуть ее при первом удобном случае.
Спустя какое-то время Уолкер осознал, что эти двое хорошо сработались, потому что дополняли друг друга. Оба они были жестокими людьми, но каждый по-своему.
Садистская наклонность Бараклоу проявлялась изощренно и зловеще, но он давал себе волю лишь тогда, когда обстоятельства позволяли ему прибегнуть к крайностям, не опасаясь заслуженного возмездия.
Жестокость Харгита была сродни жестокости хищного зверя. Он оставался безразличен к страданиям жертв, поскольку ему просто не приходило в голову считаться с чувствами других людей. С ястребиными чертами лица, гибкий, неистово-стремительный, он обладал всеми инстинктами дикой кошки и той же грацией.
Они направились в Рино, останавливаясь по дороге – два раза, чтобы заправиться и один раз, чтобы
