Он опять улыбнулся и, прежде чем она успела откинуть голову, потрепал ее по щеке.
– Вот уж не думаю. Но что с тобой поделаешь, глупышка. – Она еще не успела опомниться и придумать что-нибудь в ответ, как он уже повернулся к ней спиной и вышел в холл. – Передай, пожалуйста, Рози, что я заезжал. Загляну еще, когда она перестанет дуться.
Джоанна кинулась за ним. Глаза у нее горели, а непокорные черные кудри выбились из-под ленты и растрепались.
– Подождите, мне нужен ключ, – крикнула она.
– Что? – В этом вопросе были и насмешка, и удивление.
– Отдайте мне этот чертов ключ, – проговорила Джоанна дрожащим от ненависти голосом. Она чувствовала, что леденеет от гнева. Потом повторила еще громче: – Ключ, ублюдок! И если ты еще хоть раз подойдешь к этому дому – хоть один раз, – всю жизнь жалеть будешь. У нее больше друзей, чем ты можешь себе представить. Она в тебе больше не нуждается.
Наступило долгое молчание. Джоанна протянула руку. Бен заколебался, потом пожал плечами. В конце концов он запустил руку в верхний карман, тот самый, где хранилась походная зубная щетка, вынул ключ и отдал его Джо. Она молча взяла его. Бен направился к двери – тоже без единого слова – и вышел.
Джоанна зарыдала.
30
Наступил март, но за окном шел снег.
– Январь так много обещал, – огорченно сказала Розмари.
Она стояла рядом с Пат у окна, прижимая к щеке котенка.
– Это кошка, – сказала тогда Элла. – Как ты ее назовешь?
– Джоанна, – без промедления ответила Розмари, – потому что это крошечное создание такое же красивое, храброе и непредсказуемое, как она.
Джоанна вспыхнула.
Девушки сняли квартиру.
– Чертовски маленькую – меньше не бывает, – жаловалась Элла, но вид у нее был очень довольный. – Ма, кажется, я наконец-то заживу своим домом.
– А я думала, что никогда не услышу от тебя ничего подобного, – улыбнулась Розмари.
Они переехали в конце февраля, прихватив с собой все, что предложила Розмари, и еще несколько вещей, отсутствие которых она обнаружила через некоторое время.
– Не жалуйся, – говорила ей Фрэнсис. – Радоваться надо – у тебя дома снова чистота и порядок. И теннисными туфлями больше не пахнет.
– Кроссовками, – поправила Розмари. – Они теперь называются кроссовки.
– Забавно. А на вид – совсем как теннисные туфли.
Бен больше не возвращался и не звонил.
– Струсил! – ликовала Элла. – Поджал хвост! Моя храбрая подружка его выпроводила.
Джоанна очень смущалась. Сколько бы Розмари ни повторяла ей, что она поступила правильно и что у самой Розмари никогда бы не хватило на это смелости, Джоанна никак не могла избавиться от ощущения, что грубо вторглась в чужую жизнь.
– Чепуха, – доказывала ей Элла, – ты – единственное существо женского пола, на которое не действует это его хреновое обаяние. Ты была просто великолепна!
– Неужели обязательно так орать? – закричала на нее Розмари.
Девушки переглянулись и захохотали.
– Мамочка, что это с тобой случилось, с тех пор как ты перевалила за пятьдесят? – поддразнила ее Элла.
Розмари не ответила. Ей исполнилось пятьдесят один.
Том сдержал слово. Он несколько раз звонил ей, а теперь был в Англии. Наступил март, и был ее день рождения. Он хотел куда-нибудь с ней поехать, но она отказалась.
– Я устрою званый обед, – сказала она, – и ты сможешь познакомиться с моими друзьями.
Их отношения становились все более и более теплыми. Через несколько дней после его приезда в Англию Розмари провела с ним ночь в «Савое».
– Ну и как? – полюбопытствовала Фрэнсис.
– Он симпатичный человек, – ответила Розмари. – И не наседай на меня. На этот раз я не собираюсь сворачивать горы.
Фрэнсис вздохнула.
– Я уже начинаю думать, что именно жестокость Бена Моррисона и подогревала твой интерес. Вот его ты никогда не называла «симпатичным человеком».
– Нет уж, Боже упаси от еще одного Бена. Мне хватило на всю жизнь.
– Чепуха, – возразила Фрэнсис. – Я же вижу, что ты никак не можешь его забыть.
В субботу утром – в день ее рождения – позвонил Майкл.
– Желаю всего самого лучшего. И у меня есть для тебя интересные новости.
– Спасибо, – ответила Розмари. – Сегодня суббота, а я слышу, что ты в офисе. – Он действительно работал. Розмари мысленно отметила, что в последнее время он каждую неделю работает по субботам, и спросила: – Какие новости?
– Тебя снова приглашают в Лос-Анджелес. Вчера ночью звонил Глен.
– Не может быть. Я уже давно обо всем забыла.
– Но это означает, что ты можешь не браться за очередную серию телевизионных программ.
– Давай так и сделаем.
Майкл засмеялся.
– Еще раз поздравляю. Поговорим в понедельник. Передай привет Фрэнсис.
– Ему плохо дома, – заметила Розмари в разговоре с Фрэнсис.
– Ничем не могу помочь, – сухо ответила подруга. – Пусть сам разбирается со своим домашним очагом.
И Розмари жалела и своего импресарио, и Барбару, которая не могла забыть и простить, и Фрэнсис, которая, возможно, сейчас испытывала то, в чем не признавалась даже самой себе.
– Ты очень красивая. – Том поцеловал ее и вручил тщательно выбранный подарок. Он приехал первым, вслед за ним появилась Фрэнсис, которая сразу же отправилась наверх принять ванну после утомительного дня. Гостей должно было быть восемь. Фрэнсис пригласила одного из своих клиентов, с которым у нее, по-видимому, намечался роман.
– Он симпатичный? – спросила Розмари.
– Ему удается меня рассмешить, – шепнула в ответ Фрэнсис. – Мне ведь немного надо: несколько хороших обедов, иногда оргазм – иногда, подчеркиваю, – и побольше смеха. Он этим требованиям удовлетворяет.
Они уже перешли к десерту. Розмари оглядела стол. Пламя свечей освещало знакомые лица. Она снова чувствовала себя надежно защищенной. Прошла безудержная, неуправляемая страсть, и пережитое заставляло ее еще больше ценить мир и спокойствие, царившие отныне в ее душе. Теперь она вспоминала только хорошее, что было в ее романе с Беном, слегка жалела, что все это кончилось, но мысль о том, что он может снова появиться, по-прежнему ее пугала.
– Пока он держится от меня подальше, все будет хорошо, – говорила она.
С Рождества она похудела, отрастила волосы, в ней появилась былая уверенность в себе. Иногда она думала: «Хотела бы я, чтобы ты меня сейчас видел, Бен Моррисон. Ты бы снова в меня влюбился». Но она сразу же отбрасывала эти мысли.
К ней наклонился Том.
– Твои новости насчет Лос-Анджелеса – это просто здорово. Когда приедешь?
– А как ты думаешь, кому бы я сказала первому, если бы сама знала? – шутливо ответила Розмари.
Он с улыбкой в глазах погладил ее по щеке.
Зазвонил телефон.
– Я возьму трубку в холле, – сказала Розмари, взглянув на часы. Было половина двенадцатого, слишком поздно для звонков. – Это, наверное, Элла.
