— А почему бы нам не найти уголок, где можно спокойно посидеть и поговорить. А что еще вы знаете? Начало прозвучало многообещающе. Как вы сказали, вы — козел, да? Ну, в смысле Стрелец?
— Козерог.
— Козерог. Отлично, пошли! Я забыла, когда вы родились? Я хочу запомнить… Все Козероги такие, как вы? Боже правый, я-то думала, что я невероятно сексуальна, но, похоже, мне предстоит многому научиться. Пошли туда, где нас никто не услышит. Итак, все сначала. Что вы пишете? Неприкрытые что?
— Душки-крошки-чмок-трах…
Она взглянула на меня, словно собираясь благословить. Потом протянула мне руку.
— Дайте вашу пять, дружище! Мы говорим на одном языке. А теперь попробуйте это немного приукрасить, с того места, где вы остановились. Хорошо было сказано, чистая монета. Расскажите-ка мне о каких-нибудь любовных штучках. Давайте! Смелее! У меня уже намокли штанишки! Придумайте что-нибудь! Немного фантазии! Мать вашу, встретить такого человека! И где! Здесь! Надо выпить! Только не приносите эту прокисшую ослиную мочу! Лучше бурбон, если, конечно, найдете. Подождите, не убегайте. Скажите что-нибудь перед уходом. Начните с крошек, — как в прошлый раз. Только прибавьте что-нибудь этакое. Мы с вами еще прогремим сегодня. Только не говорите таких слов, хорошо? Это слишком грубо. Подойдите, я хочу шепнуть вам кое-что на ухо.
Наклоняясь к ней, я заметил Джеральда, направляющегося прямо к нам.
— Прогоните его, — прошептала моя спутница, — он похож на кусок триппера.
— О чем это вы шепчетесь? — игриво осведомился Джеральд, сияя, как близнецы ХеХе*.
— Э, братец мой, никогда не догадаетесь… Не догадаетесь ведь? — она развязно рассмеялась. По выражению лица Джеральда я понял, что смех получился слишком громким.
Джеральд низко навис над нами и спросил sotto:
— Надеюсь, не о сексе?
Женщина изумленно воззрилась на него, в ее взгляде сквозил притворный ужас.
— Вы ясновидящий! Как вы догадались? Прочитали по губам?
— По вашим губам я могу читать даже в темноте. — Джеральд смерил ее испепеляющим взором.
— Надеюсь, вы не опуститесь до оскорблений. Я и сама немного разбираюсь в этих фокусах. Пусть я и не сильна в астрологии, но вас я раскусила. Ваш номер не пройдет.
— Ш-ш-ш, тише, — Джеральд прижал палец к губам. — Умоляю, только не здесь. Вы ведь не станете меня разоблачать перед всеми!
— Не стану, если вы раздобудете что-нибудь выпить.
— В Китае — символ счастья.
Где ваши запасы? Я принесу. Скажите только, где взять. А то от вас только лимонада и можно дождаться.
Джеральд начал было опять что-то нашептывать ей на ухо, но в этот момент его ухватила за полы пиджака только что впорхнувшее очаровательное создание.
— Диана! Вы? Вот радость-то! Я и мечтать не мог о вашем приходе! — Он, вальсируя, увлек ее в дальний угол комнаты, не потрудившись даже представить нам гостью. И наверное поздравляя себя с нежданным избавлением.
— Грязный, дешевый потаскун, — процедила сквозь зубы блондинка. — Так и не сказал, где хранится выпивка. Голову, видите ли, потерял от этой Дианы… Ха! Да он грохнется в обморок при виде … — этой, ну понимаете, о чем я, — мохнатенькой…
В таких местах не дадут спокойно посидеть, обязательно кто-нибудь привяжется. Пока Пегги шарила в буфете в поисках ликера, норвежка с лицом старой девы, разливавшая чай в соседней комнате, решительно направилась ко мне, таща за собой известного психоаналитика — Водолея, явно обойденного вниманием Венеры. Он был похож на дантиста, превратившегося в одинокую крысу. Вставные зубы голубовато поблескивали из-под налипшей жевательной резинки. Рот был растянут в приклеенной улыбке, попеременно выражавшей удовлетворение, подозрение, восторг и омерзение. Норвежка, бывшая медиумом, взирала на него с благоговейным трепетом, ловя каждый вздох, каждый звук, срывавшийся с его губ. Она была классической Рыбой, в ее жилах текло молоко сострадания ближнему. Ей хотелось, чтобы все исстрадавшиеся души приходили излечиваться к доктору Бландербассу. «Это — уникум», — захлебываясь от восторга, рассказывала она, когда доктор откланялся. Она сравнивала его с Парацельсом, с Пифагором и даже с Гермесом Трисмегистом. Слово за слово мы незаметно затронули тему реинкарнации. Она помнила три своих перевоплощения, в одном из которых ей довелось быть мужчиной. Это было во времена фараонов, задолго до того, как церковники извратили древнюю мудрость. Она не спеша плела свою карму, свято веря, что лет так через миллион ей удастся вырваться из колеса жизни и смерти.
— Время — ничто, — полуприкрыв глаза, бормотала она. — Столько нужно сделать… столько дел… Почему вы не пробуете пирожные? Сама пекла.
Она взяла меня под руку и повела в соседнюю комнату, где разливала чай престарелая дама, чей возраст вполне позволял ей быть Дочерью Революции.
— Миссис фарквар, — сказала моя спутница, продолжая держать меня за руку, — этот джентльмен хочет попробовать наши пирожные. Мы только что имели грандиозную беседу с доктором Бландербассом, не правда ли? — она заискивающе посмотрела мне в глаза взглядом дрессированного пуделя.
— Миссис Фарквар — настоящая ясновидица, — продолжала она, протягивая мне восхитительное пирожное и чашку чая. — Она дружила с самой мадам Блаватской. Вы, конечно, читали «Тайную доктрину»? Да что я спрашиваю… вы же наш.
Я заметил, что миссис фарквар как-то странно поглядывает на меня. Она смотрела не в глаза, а куда-то поверх, откуда у меня начинали расти волосы на голове. Я решил, что сзади стоит леди Эстенброк, и над моей головой раскачиваются три вишенки.