Философия права

еще не положены как то, чтò они суть в себе. Этой положенности они достигают в их отрицательности именно тем, что они, каковы они суть в их односторонности, т.е. как таковые, которые не должны иметь в них то, чтò в них есть в себе (добро должно быть без субъективности и определения, а определяющее, субъективное, должно быть без в-себе-сущего), конституируются сами по себе как целостности, снимаются и благодаря этому низводятся на степень моментов понятия, которое раскрывается как их единство и именно посредством этой положенности своих моментов получило реальность, есть теперь как идея; это – понятие, развившее свои определения в реальность и наличное вместе с тем в их тожестве, как их в себе сущая сущность. – Наличное бытие свободы, которое было непосредственно как право, определилось в рефлексии самосознания в добро; третье, которое здесь, в этом переходе, представляет собою истину добра и субъективности, есть поэтому точно так же истина последней и права. – Нравственное есть субъективное умонастроение, но субъективное умонастроение в себе сущего права. Вывод, что эта идея есть истина понятия свободы, не может быть некоей предпосылкой, заимствованной из чувства или из какого-нибудь другого источника, а может быть – в философии – только доказанным положением. Его дедукция состоит лишь в том, что право и _{177}моральное самосознание являют себя в самих себе возвращающимися в эту идею как в свой результат. Те, которые полагают, что они могут обойтись в философии без доказывания и дедуцирования, обнаруживают этим, как они еще далеки даже от догадки о том, что такое философия, и эти люди имеют право говорить, где угодно, но не в философии; в последней нечего делать тем, которые желают говорить без понятия.

Прибавление. Обоим принципам, рассмотренным нами до сих пор, – как абстрактному добру, так и совести, – недостает их противоположности: абстрактное добро испаряется, превращается в нечто совершенно бессильное, в которое я могу вносить какое угодно содержание, а субъективность совести становится не менее бессодержательной, так как она лишена объективного значения. Может поэтому возникнуть тоска по некоей объективности, и в этой тоске человек унизится до полной зависимости, до рабства, лишь бы избегнуть пустоты и отрицательности. Если недавно некоторые протестанты перешли в католичество, то это произошло потому, что они нашли свой внутренний мир пустым и ухватились за нечто твердое, за опору, за авторитет, хотя то прочное, которое они получили, и не было прочностью мысли. Единство субъективности и объективного в себе и для себя сущего добра есть нравственность, и в ней примирение произошло согласно понятию. Ибо если мораль есть форма воли вообще со стороны субъективности, то нравственность не только есть субъективная форма и самоопределение воли, но также имеет своим содержанием свое понятие, а именно, свободу. Правовое и моральное не могут существовать каждое само по себе, и они должны иметь своим носителем и своей основой нравственное, ибо праву недостает момента субъективности, а мораль опять-таки одностороння, ибо обладает единственно лишь субъективностью, и, таким образом, оба момента сами по себе не обладают действительностью. Лишь бесконечное, идея, действительно: право существует лишь как ветвь целого, как растение, обвивающееся вокруг самого по себе непоколебимого дерева._{178}

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НРАВСТВЕННОСТЬ (§§ 142 – 360)

§ 142

_{181}Нравственность есть идея свободы как живое добро, имеющее в самосознании свое знание, воление, а через его действование свою действительность, равно как и самосознание имеет в нравственном бытии свою в себе и для себя сущую основу и движущую цель; нравственность есть понятие свободы, ставшее наличным миром и природой самосознания.

§ 143

Так как единство понятия воли и его наличного бытия, особенной воли, есть знание, то имеется сознание различия между этими моментами идеи; однако сознание мыслит это различие так, что теперь каждый из них сам по себе есть целостность идеи и имеет ее своей основой и своим содержанием.

§ 144

α) Объективно нравственное, вступающее на место абстрактного добра, есть субстанция, ставшая конкретной через субъективность как бесконечную форму. Она полагает поэтому внутри себя различия, которые, следовательно, определены понятием; благодаря этому полаганию различий нравственность обладает прочным содержанием, которое само по себе необходимо и обладает прочным существованием (ein Bestehen), стоящим выше субъективного мнения и каприза: это – в себе и для себя сущие законы и учреждения.

Прибавление. В целом нравственности имеются как субъективный, так и объективный момент, но оба суть только его формы. Добро есть здесь субстанция, т.е. наполнение объективного субъективным. Если будем рассматривать нравственность с объективной точки зрения, то можно сказать, что нравственный человек бессознателен для себя. В этом смысле Антигона провозглашает, что никто не знает, откуда происходят законы; они вечны: это значит, что они – в себе и для себя сущие определения, проистекающие из природы предмета. Но это субстанциальное обладает не менее того и сознанием, хотя последнее всегда занимает положение момента._{182}

§ 145

То обстоятельство, что нравственное есть система этих определений идеи, составляет ее разумность. Она, таким образом, есть свобода или в себе и для себя сущая воля как объективное, как круг необходимости, моментами которого являются нравственные силы, управляющие жизнью индивидуумов и имеющие в последних как в своих акциденциях свое представление, выступающий в явлении образ и действительность.

Прибавление. Так как нравственные определения составляют понятие свободы, они суть субстанциальность или всеобщая сущность индивидуумов, которые представляют собою по отношению к ним лишь нечто акциденциальное. Существует ли индивидуум, это безразлично для объективной нравственности, которая одна только и есть пребывающее и сила, управляющая жизнью индивидуумов. Нравственность поэтому изображали народам как вечную справедливость, как в себе и для себя сущих богов, по сравнению с которыми суетные предприятия индивидуумов являются лишь игрою волн.

§ 146

β) Субстанция знает себя в этом своем действительном самосознании и, следовательно, есть объект знания. Для субъекта нравственная субстанция, ее законы и силы имеют в качестве предмета ту характерную черту, что они суть в высшем смысле, в смысле самостоятельности, абсолютный, бесконечно более надежный авторитет, бесконечно более прочная сила, чем бытие природы.

Примечание. Солнце, луна, горы, реки, вообще окружающие нас предметы природы суть, они обладают для сознания авторитетом, внушающим ему, что они не только суть, но и отличаются особенной природой, которую оно признает и с которою оно сообразуется в своем отношении к ним, в своем трактовании их и пользовании ими. Авторитет нравственных законов бесконечно выше, потому что предметы природы воплощают разумность лишь