Вышеупомянутые стремления к всеобщему имели частью субъективный, частью теоретический характер. Но теперь мы должны ближе рассмотреть практические движения в государстве. Отрицательная сторона прогресса заключается в том, что он состоит в уничтожении произвола и изоляции власти; его утвердительная сторона состоит в возникновении верховной власти, которая есть нечто общее, в возникновении государственной власти как таковой, подвластные которой лица получают равные права и в которой особенная воля подчинена субстанциальной цели. В этом заключается прогресс, выражающийся в переходе от феодализма к монархии. Принципом феодальной системы является внешняя сила отдельных лиц, князей, династов, не содержащая правового принципа в самой себе; они являются вассалами князя, занимающего более высокое положение, которому принадлежат ленные {374}владения, и по отношению к нему у них имеются обязательства; но выполняют ли они эти обязательства или нет, зависит от того, может ли он побудить их к этому насилием, своим характером или же путем послаблений, равно как и вышеупомянутые права того лица, которому принадлежат ленные имения, пожалованные его вассалам, сами являются лишь результатом, достигнутым путем насилия, причем осуществление и сохранение этих прав также было возможно лишь благодаря беспрестанному насилию. Монархическим принципом является и верховная власть, но над такими лицами, у которых для осуществления их произвола нет самостоятельной силы, причем произвол уже не противостоит произволу, потому что монархическая верховная власть по существу дела есть государственная власть и заключает в себе субстанциальную правовую цель. Феодализм есть многовластие: существуют только господа и холопы; наоборот, в монархии есть один господин и нет холопов, потому что холопство сокрушено ею, и в ней господствуют право и закон; из нее вытекает реальная свобода. Итак, в монархии подавляется произвол отдельных лиц и устанавливается общая организация власти. При подавлении этого разъединения и при сопротивлении представляется двусмысленным, проявляется ли при этом намерение осуществить право или только произвол. Сопротивление против королевской верховной власти называется свободою и прославляется как законное и благородное, поскольку имеют в виду лишь представление о произволе. Но ведь благодаря произвольной центральной власти одного лица создается общая организация; по сравнению с таким состоянием, при котором в каждом отдельном пункте господствуют насилие и произвол, теперь оказывается гораздо меньше пунктов, страдающих от произвольного насилия. Обширность государств делает необходимыми общие распоряжения, благодаря которым устанавливается связь, и в них те лица, которые управляют, в то же время по существу дела повинуются: вассалы становятся государственными чиновниками, которые должны выполнять законы государства. Но так как монархия возникает из феодализма, она на первых порах еще носит его характер. Совершается переход индивидуумов от пользования их частными правами к сословной и корпоративной организации; вассалы сильны лишь благодаря их сплочению как сословие; в противоположность им усиливаются города. Таким образом власть государя уже не может быть лишь произвольною. Он нуждается в изъявлении согласия со стороны сословий и корпораций, и если государь хочет получить его, его желания непременно должны быть справедливыми и благоразумными.{375}
Теперь мы видим, что начинается образование государств, между тем как феодализм не признает никаких государств. Переход от него к монархии происходит одним из трех способов:
1) таким образом, что суверен подчиняет себе своих независимых вассалов, уничтожая их партикулярную власть и становясь единственным властителем;
2) таким образом, что князья совершенно освобождаются от ленной зависимости и сами становятся государями в своих государствах, или наконец
3) таким образом, что суверен присоединяет более мирным путем отдельные владения к своему собственному отдельному владению и таким образом становится властителем целого.
Правда, исторический переход не всегда совершался в таком чистом виде, как изображено здесь: часто он совершается одновременно в нескольких формах, но та или иная из них всегда оказывается преобладающею. Самое существенное заключается в том, что основою и предпосылкою для такого образования государств являются отдельные нации. Существуют отдельные нации, которые с самого начала образуют единство и имеют абсолютную тенденцию образовать государство. Не всем удалось достигнуть этого государственного единства; теперь мы должны рассмотреть их отдельно в этом отношении.
Прежде всего, что касается Римской империи, то связь между Германией и Италией вытекает из представления об империи: светская власть должна была в соединении с духовною властью составлять единое целое, но это формирование всегда больше выражалось в борьбе, чем происходило в действительности. В Германии и в Италии переход от феодализма к монархии совершался таким образом, что феодальное отношение было совершенно уничтожено: вассалы стали самостоятельными монархами.
В Германии уже всегда существовало большое различие между племенами, между швабами, баварцами, франками, тюрингами, саксонцами, бургундами; к ним присоединились еще славяне в Богемии, германизированные славяне в Мекленбурге, Бранденбурге, в части Саксонии и в Австрии, так что такая прочная связь, как во Франции, не могла возникнуть. Подобное же отношение существовало и в Италии. Там утвердились лангобарды, между тем как греки еще владели экзархатом и южной Италией; затем норманны образовали собственное государство в южной Италии, и сарацины в течение некоторого времени удерживали в своих руках Сицилию. После гибели Гогенштауфенов в Германии, распавшейся на множество владений, в которых господ{376}ствовали тираны, распространилось всеобщее варварство. Правилом курфюрстов было избирать императорами лишь слабых князей, и они даже продавали императорский титул иностранцам. Таким образом единство государства по существу дела исчезло. Образовалось множество пунктов, каждый из которых являлся хищническим государством; феодальное право выродилось в ясно выраженное буйство и грабительство, и могущественные князья сделались государями. После междуцарствия императором был избран граф Габсбургский, и род Габсбургов, за исключением немногих промежутков времени, сохранял за собою императорский трон. Этим императорам пришлось приобретать себе частные владения, так как князья не желали предоставить им никакой власти в государстве. Наконец вышеупомянутая полная анархия была уничтожена ассоциациями, образовавшимися для достижения общих целей. Сравнительно небольшими ассоциациями являлись уже сами города; но теперь в общественных интересах образовались союзы городов против разбоя; такими союзами были ганзейский союз на севере, рейнский союз из прирейнских городов, швабский городской союз. Все эти союзы были направлены против династов, и даже князья присоединялись к городам, чтобы бороться против междоусобий и установить всеобщий земский мир. Каково было состояние при феодализме, выясняется из существования знаменитого тайного уголовного судилища: это была юрисдикция частных лиц, собиравшихся на тайные заседания; эта организация была особенно сильна в северо-западной Германии. Образовался и особый крестьянский союз. В Германии крестьяне находились в крепостной зависимости; многие из них бежали в города или поселялись как свободные граждане вблизи от городов (Pfählbürger), но в Швейцарии образовался крестьянский братский союз. Крестьяне Ури, Швица и Унтервальдена были подчинены императорским фогтам, так как эти фогтства являлись не частною собственностью, а принадлежали империи; но Габсбурги старались обратить их в частное владение своего дома. Крестьяне с дубинами и булавами вышли победителями из борьбы с носившим броню, вооруженным копьями и мечами дворянством, которое получило подготовку на рыцарских турнирах, и с его притязаниями. Затем против этого превосходства в вооружении дворян было найдено еще другое техническое средство – порох. Человечество нуждалось в нем, и он тотчас же появился. Он оказался главным орудием для освобождения от физической силы и для уравнения, сословий. С различием в вооружении исчезло и различие между господами и холопами. Порох уничтожил и прочность укрепленных пунктов, и укрепленные пункты и замки утратили с тех пор свое {377}значение. Можно, правда, жалеть об упадке или понижении ценности личной храбрости (храбрейший, благороднейший может быть застрелен негодяем издали, из-за угла); но, с другой стороны, благодаря пороху главное значение получили
