что поблизости оказался я, – это же чистая случайность. Бросельянд и Гравель всегда безлюдны, а уж по воскресеньям…
– Боже мой, как я благодарна вам, Анри, – прошептала я со слезами на глазах. Сама того не заметив, я впервые назвала его по имени. – Вы себе не представляете, как я вам благодарна.
Я сжала виски руками: у меня очень кружилась голова.
– Вы знаете, у меня ведь еще никогда… никогда ничего не было с мужчинами. Да, это правда. И как только я представила, что в первый раз у меня это будет так ужасно, мне захотелось умереть… Уж лучше никак, чем так.
Я говорила то, что никогда не следует говорить кавалерам.
– Я никогда даже не предполагала, даже подумать не могла, что со мной может такое случиться… что он способен отважиться на такую низость… О, какой мерзавец!
– Вы ведь не любили его ни капли, Катрин.
– О, да я его с самого начала терпеть не могла!
– Зачем же вы так тщательно это скрывали?
– Приличия требуют, чтобы жених и невеста любили друг друга, – пробормотала я неуверенно. – Я соблюдала приличия.
– Затоптав свое собственное счастье?
– Ничего не затоптав! – воскликнула я. – Неужели вам так нравится задавать мне подобные вопросы?
Он умолк.
Я оглядела себя, сознавая, как неприлично выглядит сейчас моя одежда.
– Как же я поеду домой? – спросила я в растерянности.
– Полагаю, мне уже разрешается говорить? – иронично спросил виконт.
Я покраснела.
– Нужно подождать до вечера, – сказал он, – потом я провожу вас в Крессэ, это в двух шагах отсюда. У моей жены много лишних платьев.
– В Крессэ? – переспросила я упавшим голосом.
Это было бы верхом неприличия для незамужней девушки, да и для женщины тоже. Кроме того, мне совсем не хотелось встречаться с виконтессой. Каждый раз при встрече с Анри я совершенно забывала, что он женат, а он словно нарочно каждый раз напоминал мне об этом.
– В сущности, вы можете ехать домой и так.
– О нет! – сказала я. – Не хочу выглядеть униженной. Мне ведь придется влить много яда в уши отца.
– А куда подался этот негодяй, ваш жених?
– Да уж конечно не в Сент-Элуа.
Наступила пауза. Его рука совершенно случайно наткнулась на кончики моих пальцев, легко погладила шелковистую кожу ладони. Я подняла голову. Меня поразило лицо виконта – оно имело какое-то странное, незнакомое мне страстное выражение. Казалось, он не может отвести взгляда от моего полуразорванного корсажа. Я невольно поднесла руки к груди, чувствуя смутный, неосознанный страх. Виконт трудно глотнул, словно превозмогая что-то. Я хотела отодвинуться, но не… не могла.
– Вам удобно? – вдруг спросил он.
Господи Иисусе, я буду последней дурой, если упущу такую возможность… Вместо ответа я, словно нечаянно, ближе пододвинулась к виконту. Его рука очутилась на моей талии. Сладкие, нервные, горячие токи пронизывали меня, и от них тревожно замирало сердце и напрягались груди. Я замерла, стараясь ничем не потревожить своего состояния, не изменить позы.
Его пальцы слегка шевелились, и при каждом их движении что-то пронзительно сладкое растекалось по телу, мне становилось жарко и появлялось необъяснимое желание сильнее ощутить эти прикосновения, раствориться в них. Он вдруг резко пошевельнулся, и моя голова оказалась у него на груди. В ту же минуту его губы слегка коснулись моих полуоткрытых губ.
Этот поцелуй был так мимолетен, что я почти не заметила его и, широко раскрыв глаза, изумленно смотрела на виконта. Он, наверное, подумал, что я оскорблена.
– Простите меня, – сказал он.
Я закрыла глаза, и, хоть мне хотелось тысячу раз повторить этот поцелуй, я была горда, что сдержалась. Хотя сознание этой гордости томило меня еще сильнее.
Я заснула; однако сон мой был беспокойным: мне снились руки виконта, его глаза, губы, поцелуй которых так приятен…
Когда я открыла глаза, были сумерки; огненный солнечный шар тонул за горизонтом, золотя траву и ежевичные кусты. Виконт все так же сидел, опираясь спиной о дерево и закрыв глаза, однако я чувствовала, что он не спит. Мои длинные светлые волосы были рассыпаны по груди его и локтю.
Он открыл глаза и слегка усмехнулся.
– Столь безмятежный сон бывает только у ребенка, – сказал он, – вы спали более двух часов, Катрин.
– Простите, – сказала я.
