Священник начал мессу.
Как только полились звуки гимна, пальцы девушки сжались в кулаки. Ее глаза нервно открылись, дико обшаривая потолок. Сметая простыню и покрывало, она прижала кулаки к лицу и закричала:
— Не-е-т! Нет, только не это! О, Господи, я не хотела!
Пол отпрыгнул в сторону и прижался к стене. В его животе все больше и больше сжимался комок скорби и одиночества. Он испуганно осмотрелся вокруг. Монахиня, услышавшая крик, быстро прошла внизу по коридору, беспокойно шепча под нос молитву. Неподалеку от двери пухлая дородная женщина крахмалила белье. Она бросила на Пола быстрый вызывающий взгляд и, переваливаясь, засеменила в комнату.
— Деточка моя, ну, что случилось? Опять этот сон?
Он услышал, как Виллия вздохнула и застонала. А потом раздался ее слабый голос:
— Они… они заставили меня коснуться его… О-о-о, Боже! Я хочу, чтобы мне отрубили руки!
Пол побежал, оставляя вдали пожилую монахиню и ее успокаивающий шепот.
Он провел остаток вечера в своей комнате. На следующий день пришел Мендельхаус и сообщил, что яхта еще не готова. Им осталось просмолить дно и снабдить судно провизией. Но священник заверил, что судно будет на ходу в течение двадцати четырех часов. А Пол никак не мог заставить себя спросить его о девушке.
Монах принес еду — нераспечатанные консервы, все еще горячие после стерилизатора и поданные на закрытом подносе. Мужчина надел перчатки и маску. Его кожа блестела от масла. На какой-то миг Пол почувствовал себя заразным пациентом, от которого защищались врачи и санитары. Прямо как у Омара Хайяма, подумал он: «молю я, открой, так кто же горшок и кто же теперь здесь горшечник?»
Неужели Сиверс прав, полагая, что человек, независимо от серых ладоней, терроризируется обезьянно-стадным чувством и именно поэтому сует всем и каждому свое блаженство? Какой же узкой стала грань между благодеянием и проклятием, между дьяволом и Богом. Паразиты явились в маске демона — в обличьи страшной болезни. «А болезни часто убивали меня,»— сказал Человек. — «Значит, они — зло!» Но разве это истина? Огонь тоже губил наших носивших дубинки предков, но позже он стал служить им во благо. Да и болезни! Их ведь можно использовать с выгодой — например, искусственно вызванный брюшной тиф и малярия ликвидируют венерические инфекции.
Но серая кожа, вкусовые пупырышки на пальцах… космические микроорганизмы, проникавшие в нервы и мозг. От таких идей волосы вставали дыбом. Кто он — человек, которым питается колония полезных паразитов? Человек или уже нечто другое? Маленькие биологические фермеры внедряются в кожу и увеличивают количество нервных клеток — съели одну, вырастили две, засеяли на новом поле обонятельные рецепторы и перетащили кормушку-волокно из пальца в мозг. О Боже, спаси и сохрани!
Понедельник принес с собой холодный дождь и порывистый ветер с залива. Пол смотрел, как вода из водосточных труб выплескивалась на тротуар. Сидя у окна, он вглядывался в клубящуюся тьму и молил о том, чтобы шторм не задержал его отплытия. После полудня в дверь постучал Мендельхаус.
— Лодыжка Виллии заживает, — с улыбкой сообщил священник. — Опухоль настолько спала, что мы думаем снять с нее гипсовую повязку. Если бы только вы…
— Благодарю за свежие новости, падре, — раздраженно прорычал Пол.
Священник пожал плечами и удалился.
А дождь все лил и лил, даже когда день сменился вечером. Естественно, монастырским докерам не удалось закончить ремонтные работы. Но, может быть, завтра… Вероятно, завтра.
С наступлением ночи он долго сидел за столом, созерцая желтый язычок свечи — до тех пор, пока дремота не заполнила голову. Пол снял нагар и пошел к кровати.
Сны наступали на него, мучили и били темными руками, пока он не лег под одеяло и не отдался их воле. Маленькие ладони, мягкие, прохладные и нежные — они касались его лба и щек, а голос шептал ему ласковые и добрые слова.
Он вдруг проснулся в полной тишине. Лицо по-прежнему хранило прикосновение рук из сна. Но что его разбудило? Звуки в коридоре, скрип двери? Темнота была непроницаемой. Дождь прекратился… Может быть, его встревожило отсутствие монотонного шума? Он чувствовал странную напряженность и теперь лежал, прислушиваясь к затхлому безмолвию сырых коридоров. Слабый шорох… и…
Дыхание! Звук тихого дыхания! Здесь — в комнате, рядом с ним!
Он издал хриплый крик, который разрушил сверхъестественную тишину. В ответ тут же раздался тонкий визг — всего в нескольких шагах от кровати. Он наощупь метнулся вперед, но наткнулся на голую стену. Прорычав проклятие, Пол попытался отыскать сначала спички, потом дробовик. Наконец он нашел ружье, прицелился в темноту комнаты и спустил курок. Выстрел оглушил его. Окно разбилось вдребезги, и хлопья штукатурки посыпались на пол.
Краткая вспышка осветила пустую комнату. Он стоял как завороженный. Неужели это все ему почудилось? Но нет, испуганный визг был более чем реальным.
Сквозняк освежил лицо. Дверь была открыта. Неужели он снова забыл запереть ее на замок? С нижних этажей доносились голоса. Выстрел поднял на ноги весь монастырь. Но были и более близкие звуки — рыдания в коридоре, беспорядочное поскрипывание и какой-то стук.
Он наконец нашел спички и метнулся к двери. Слабый огонек почти ничего не освещал. Он услышал, как где-то лязгнула ручка двери — его гостья бежала на наружную лестницу. Пол подумал о погоне и мести. Но вместо этого он помчался к раковине умывальника и начал натираться жестким коричневым мылом. Он был напуган до тошноты. Неужели к нему прикоснулись?
Голоса наполнили коридор. Зарево свечей достигло дверного проема. Пол повернулся и увидел монахов, беспокойно заглядывавших в комнату. Отец Мендельхаус плечом проложил дорогу сквозь толпу, взглянул на окно и стену, затем на Пола.
— Что…
— Вы обещали безопасность! — хрипло прошептал тот в ответ. — Хорошо, пусть я мародер! Пусть я бродяга и негодяй! Но кто тогда эта женщина? Господи! Ко мне прикасались…
Священник повернулся и сказал какому-то монаху:
— Выйди на лестницу и позови мать-настоятельницу. Попроси ее, пусть немедленно проверит кельи сестер. Если какая-нибудь из монахинь окажется вне своей комнаты…
Пронзительный голос донесся из нижнего коридора.
— Отче! Отче! Девушка с раненой лодыжкой! Ее нет в постели! Она ушла!
— Виллия! — вскричал Пол.
Маленькая монахиня со свечей быстро взбежала наверх и, открыв рот, пыталась восстановить дыхание.
— Она ушла, отец. Я была на ночной службе. Потом услышала выстрел и пошла посмотреть, не проснулась ли она. Но ее там не было!
Священник недоверчиво проворчал:
— Как она могла выйти? У нее же гипс на ноге!
— На костылях, отец. Мы сказали ей, что скоро можно будет вставать — даст Бог, через несколько дней. А она все плакала и продолжала говорить, будто мы собираемся ампутировать ей ногу. Чтобы дитя поверила в скорое выздоровление, я принесла ей костыли. Это моя вина, отец. Я могла бы…
— Неважно! Обыщите здание и найдите ее.
Пол вытер мокрую грудь и гневно повернулся к священнику.
— Как мне себя обезопасить?
Мендельхаус вышел в коридор, где уже собралась толпа.
— Кто-нибудь, позовите сюда доктора Сиверса.
— Я здесь, проповедник, — проворчал ученый.
Монахи раздвинули ряды, освобождая дорогу для его короткого круглого тела. Он явно забавлялся, рассматривая Пола.
— Итак, ты решил наконец обосноваться здесь, паренек?
Пол закричал от унижения.
— У вас есть какое-нибудь средство…
— А как же! Не трясись, мой мальчик. Азотная кислота быстро выведет одно-два пятна. Где к тебе
