не было ни гроша.
– Ох, только не надо пытаться меня разжалобить, милейшая!
Глаза Валери сверкнули сухим блеском.
– А я и не пытаюсь. Мне безразлично, что вы обо мне думаете. Скажите еще спасибо, что он вас вытащит отсюда. А мне ваш дом надоел. Вдоволь я намучилась с вашими детьми…
– Вспомните лучше, сколько вы нашпионили! Эта работа, вероятно, утомляла вас больше!
– Да, – живо и насмешливо согласилась Валери, – приходилось так часто читать ваши письма, что у меня голова шла кругом. А господин Клавьер все требовал и требовал… Он хотел, чтобы я знала о вас все, до самой малейшей подробности. Он хорошо мне платил, больше, чем вы.
– Вы были его любовницей, да? – спросила я с негодованием.
– И это случалось. Но теперь все кончено. Теперь у меня будут деньги, и мое прошлое не помешает мне хорошо выйти замуж.
Я покачала головой.
– Черт с вами! Меня больше удивляет Клавьер. Он мерзавец, но при его состоянии польститься на мои драгоценности и украсть их – это уж слишком гнусно.
Валери усмехнулась.
– Вы думаете, он польстился на ваши безделушки? Ему они не нужны. Просто когда вы выйдете из тюрьмы, вам снова придется выплачивать свои долги. Так вот, чтобы вам нечего было продать, он и решил опустошить ваш сейф.
– Да, – сказала я, – он просто бесподобен, этот ваш хозяин.
– Его жизнь научила.
Она сухо мне поклонилась. Я не ответила на ее прощание. Тюремщик стоял у меня за спиной и уже звенел ключами.
Я вернулась в камеру, погруженная в размышления. Происшедшее было настолько невероятно, что я не могла успокоиться. Во-первых, наконец-то стали ясны мои подозрения насчет продажной прислуги. Но как ловок оказался этот негодный банкир… Он использовал в своих целях Валери – девушку, которую обычно к прислуге не причисляли. Она вообще казалась такой честной, правдивой, порядочной.
Напрягая память, я пыталась вспомнить, как меня угораздило ее принять. Кто мне ее рекомендовал? Ну, конечно, Изабелла де Шатенуа! Господи ты Боже мой… Неужели и она тоже?..
Я предпочла не додумывать и глубоко вздохнула, сжимая виски пальцами. Больше всего меня уязвляло коварство Клавьера. Через девицу этот подлец знал обо мне все: мои увлечения, письма, мысли. Знал даже о моих встречах с Кристианом, знал, каковы мои отношения с Франсуа. Вот что давало ему основания вести себя в Вене так нагло и уверенно. Да и о том, что я в Вене, он тоже догадался не без помощи Валери. Из этого же источника он черпал самые надежные сведения о моих долгах и кредитах у других финансистов.
Но все случившееся было в некоторой степени даже полезно для меня. Во-первых, я была уверена, что Клавьер сдержит свое слово и вызволит меня отсюда – хотя бы потому, что, пока я в тюрьме, его пресловутые планы насчет меня остаются неосуществимыми, а на воле у него развязаны руки. Так что он вряд ли обманет меня.
Во-вторых, теперь, когда я наконец поняла, до какой степени он мерзок, мне будет легче защищаться. Я сделаю все, лишь бы от него отделаться. Ибо ни к кому на свете я не испытываю такой ненависти, как к нему.
Признаки того что меня вот-вот освободят, появились очень скоро. Началось с того, что жена тюремщика застелила мою постель приличным бельем, нагрела воды, чтобы я могла вымыться, и принесла мне кофе и булочки с маслом на завтрак. Потом меня даже спрашивали заранее, что я хочу видеть у себя на столе, и еду для меня покупали на рынке. Отпуск денег на мое содержание был явно увеличен. Отныне я могла дважды в день выходить на прогулку, и когда Маргарита привозила мне сына, я всегда с ним виделась.
Безусловно, изменения были вызваны действиями Клавьера. Он дал денег, привел в действие свои связи, и ко мне стали относиться по-другому. Его вмешательство приводило меня в бешенство, усиливаемое еще и тем, что я не могла отказаться от столь позорной помощи.
Он сдержал слово: в два часа пополудни 20 июля 1791 года дверь моей камеры отворилась. Тюремщик, по своему обыкновению, был суров и обеспокоенно морщил низкий лоб.
– Идите, дамочка, – сказал он мне, – кажется, нынче я вас в последний раз вижу.
– Меня выпускают?
– Похоже на это… гражданин заместитель прокурора приехал за вами.
– И куда же меня повезут?
– В мэрию.
Симпатичный гражданин заместитель прокурора, а иначе – уже известный мне Кайе де Жервилль, осуществлявший мой арест, ожидал меня в той самой глухой правительственной карете, но теперь встреча произошла без гвардейцев и сопровождалась любезными улыбками.
– Я знал, знал, что вы будете на свободе! – воскликнул он радостно, пожимая мне руку. – Сам гражданин мэр вызывает вас к себе, чтобы извиниться.
– Извиниться? – Я решительно высвободила пальцы. – А нельзя ли обойтись без этого?
– Ну что вы, гражданка… Сам гражданин Байи ожидает вас… Я обещал ему…
– Господин Байи не сделал мне ничего плохого, чтобы извиняться. К тому же я не отрицаю своей вины. Я действительно помогала королю бежать.
