— Да, много. И они не всегда личные: своего жилья нет, с родителями сложности, денег не хватает… И нет перспектив. А кто в этом виноват? Государство винить бесполезно, вот люди и вымещают накипевшее друг на друге.
— Да, но мы с тобой здесь при чем?
— Все это коснется и нас. Квартира у нас коммунальная. Придется жить с мамой в одной комнате. Выдержим ли?
— М-ммм… не знаю. Не думал об этом.
— А я думала.
— И что же?
— Нелегко нам будет.
— Раздумала, значит? Испугалась?
— Что ты! Но эти три четверти мне покоя не дают. Развод — это же беда, особенно для детей.
— Не рано ли нам о детях?
— О них всегда не рано. Для того женщины замуж и выходят.
— Что же ты предлагаешь?
— Ничего. Сейчас пойдем и подадим заявление.
— К чему же тогда этот разговор?
— Он нужен. Иногда развод — единственный выход. Но люди при разводе не щадят друг друга, добивают обвинениями.
— Но разве лучше лгать, мучиться, жить 'ради детей'?
— Рецептов тут нет. Но и унижать друг друга не следует. Давай договоримся: если не справимся с семейной жизнью, расстанемся по-человечески, без упреков и оскорблений.
— Хорошо. Даю слово.
— Спасибо. Ну, пойдем подавать заявление.
С тех пор прошло много лет, но удивительный этот разговор не забылся. В тот год мне было тридцать три, а ей едва исполнился двадцать один год.
Август 1993 г.
Просьба
Следующий урок я получил через три месяца после женитьбы. Шли счастливые дни. Полные надежд, мы устраивали свой быт. Вместо одной лампочки, свисающей с потолка, появилась люстра, на окнах — красивые шторы. В доме царило полное согласие.
По субботам я натирал воском коридор нашей большой коммуналки, ходил на рынок за картошкой, старался, как мог, помочь жене по хозяйству. После ужина я отдыхал на диване с газетой.
Однажды жена присела ко мне и сказала:
— Знаешь, дорогой, у меня есть к тебе просьба.
— Да? — я отложил газету.
— Ты, пожалуйста, не помогай мне.
— Как же так? — удивленно спросил я.
— Не помогай, прошу тебя.
— Но тебе же трудно: стирка, полы, магазины… Ты же работаешь. И вообще, наша женщина…
— И все же — не помогай.
— Не понимаю.
Я, в самом деле, ничего не понимал.
— Помогать мне не нужно. Если ты хочешь, чтобы мы жили дружно, не помогай, а делай все то, что делаю я. Мне кажется, в доме не должно быть 'мужской' и 'женской' работы. Ты сам знаешь, как выглядит в большинстве семей помощь мужа: прибил гвоздь, принес хлеб из магазина и все. 'Я тебе помог, теперь меня не трогай, я отдыхаю.' А жена — на кухню к кастрюлям.
— Да, но я…
— Ты уверен, что в тебе не живет подобное чувство?
В этом я был не уверен.
— Как видишь, вопрос о помощи по дому не так уж прост.
Жена погладила мою руку, встала с дивана и пошла на кухню мыть посуду.
Я сел и стал думать. Газета меня больше не интересовала.
Август 1993 г.
Снежный ком
Мы жили вместе уже полгода, и мне казалось, что медовый месяц у нас никогда не кончится. У нас была просторная комната в большой коммунальной квартире. Моя деликатная теща, чтобы мы могли побыть наедине, перед сном по часу мыла на кухне посуду, но я даже не замечал этих неудобств.
Мы летали на крыльях любви, и, казалось, нет силы, которая могла бы помешать нашему счастью. Меня переполняло чувство ответственности за двух слабых женщин. Я ощущал себя их опорой и в их глазах читал надежду и признательность.
Однажды после работы мы сидели за столом и ужинали. Я о чем-то увлеченно рассказывал, женщины слушали. Не помню, о чем шел разговор, но вещал я очень оживленно.
Вдруг в мой монолог вклинился негромкий голос тещи:
— Юра, это было не совсем так, как вы говорите.
— Ну что вы, — с легким укором сказал я, — у меня сведения точные.
— И все же не совсем, — настаивала моя неожиданная оппонентка.
Я был несколько смущен, до сих пор меня в доме не перебивали. Мои слова принимались безоговорочно, как и представления о жизни.
— Поверьте, я знаю, о чем говорю, — сказал я решительно.
Жена внимательно посмотрела на меня.
— Вы просто ошибаетесь, — продолжала настаивать теща. — Я вчера прочитала в газете…
Она еще не успела закончить, как я в раздражении перебил ее:
— Ну, знаете ли, выходит, я ерунду болтаю?
Теща смущенно замолчала. Моя молодая жена как-то странно смотрела на меня и тоже молчала. Потом негромко сказала:
— Знаешь, Юра, я этого момента полгода ждала
— Какого момента? — не понял я.
— Когда ты впервые повысишь на нас голос.
— Ну, и что же?
— Как будто ничего страшного не произошло. Пустяк — муж повысил голос, можно и не обратить внимания.
— Ну почему же? Я могу извиниться.
— Не в этом дело. Сейчас в нашей семье родилось зло.
— Так уж и родилось…
— Да, друг мой. Сам посуди: у тебя есть все основания говорить с нами безапелляционным тоном. Характер мужской, работа ответственная. Ты начитан, образован, зарабатываешь хорошо. Ты — наша опора. Мы только женщины, ты же у нас — фигура. И мы рады видеть тебя таким. Но если ты сейчас не поймешь, что произошло, зло будет накатываться, как снежный ком. Через год твой повышенный тон в доме будет в порядке вещей, через два ты перестанешь с нами считаться, превратишься в семейного деспота. Такое нередко случается.
