В ее глазах я читал желание мне помочь.
— И ты это… ожидала?
— Да. Важно было не пропустить начало.
В удивлении смотрел я на жену. Откуда в ней все это? Я изрядно старше ее, но ничего подобного мне и в голову не приходило. Жил, как птенчик в теплом гнезде.
Вот тебе и 'фигура'…
Ноябрь 1993 г.
О работе
Когда мы поженились, жена работала на заводе и училась в музыкальном училище. Поздними вечерами она приходила с занятий, ужинала, и, включив модератор, чтобы не беспокоить соседей, садилась за пианино. Она мечтала о работе с детьми.
Когда она получила диплом преподавателя музыки и перешла в детский сад, радости ее не было предела. С малышами она умела общаться всегда, без труда находила подход к самым упрямым и избалованным. Дети тянулись к ней, наперебой спешили помочь: один тащил стул, другой торжественно нес ноты. Из каждого музыкального занятия она умудрялась сделать маленький праздник. Некоторые мамы рассказывали, что дома девочки играют в Нелю Борисовну, рассаживают кукол и поют с ними песни.
Я радовался успехам жены и с интересом слушал ее рассказы о работе. Однако через год я стал замечать, что она все чаще приходит домой усталая и озабоченная.
— В чем дело? — спросил я.
— Трудно мне с детьми, — сказала жена.
— Ты же мечтала об этой работе…
— Да, работа замечательная. Трудность в другом — я не вижу в детях детей.
— Как это?
— Это трудно объяснить… Мне кажется, что на лицах даже самых маленьких уже написано все: кто из них будет начальником, а кто подчиненным, кто будет рыцарем, а кто будет способен обидеть женщину… У меня такое ощущение, что я вижу, кто из них в жизни будет счастлив, а кто несчастен. Я вынуждена говорить с каждым ребенком так, словно он уже взрослый, к каждому предъявить разные требования. Внимание слишком напряжено, к концу дня я устаю.
— Но это же сплошной субъективизм!
— Возможно, но свое представление о детях я проверяю на их родителях. Дети — слепки семейных отношений.
— Как же ты работаешь?! Это труднее, чем заводские чертежи.
— Пожалуй, не легче. Но к мертвым чертежам и схемам я уже не вернусь. В жизни нет ничего интереснее, чем общение с детьми.
Август 1996 г.
О математике
Однажды разговор с женой зашел о школьном воспитании.
— До четвертого класса я была отличницей, — сказала жена, — я получала похвальные грамоты и значки 'Отличник учебы'. С пятого же мои успехи пошли на спад.
— Отчего же?
— До четвертого у нас была одна учительница, с пятого же их стало несколько. Я уже не могла охватить душой всех и растерялась. К ученикам они относились по-разному, каждая требовала свое, а математичка просто кричала на нас.
— И на тебя тоже?
— На меня нет, но страх того, что она может закричать и на меня, поселился во мне. Я перестала понимать математику. Я училась старательно, но с математикой дела шли все хуже и хуже. Я не могла постичь связь сухих, ничего не говорящих чисел, и в моем дневнике появились тройки. Цифры наводили на меня невыносимую тоску, и, промучившись несколько часов над учебником, я убеждалась в своей полной неспособности постичь эту премудрость. Свою первую двойку я получила в шестом классе. Это была двойка по математике.
Отметка была заслуженной, но все же потрясла меня. В двойке было столько унижения… Я представила, как расстроится мама. Я даже не могла обещать ей, что этого не повторится, так как понимала свои возможности. 'Ну, что ж, — горевала я по пути домой, — я не буду знать математики. Но и без нее можно стать хорошим человеком, тогда мама никогда не будет огорчаться. Я постараюсь стать доброй, и всегда буду любить родных. Это, может быть, даже важнее математики'.
Я слушал и вспоминал себя в этом возрасте. Я не раз давал себе слово регулярно учить уроки, развивать волю, заниматься спортом, но мне никогда не приходило в голову стать хорошим человеком.
27 августа 1992 г.
О настроении
Как-то я заметил, что жена никогда не произносит слово 'настроение'. 'Почему?' — подумал я и решил спросить ее об этом.
— Это слово мне кажется бестактным, — ответила она, — если настроение хорошее, это и так заметно окружающим, а если плохое — имею ли я право говорить об этом, то есть портить настроение другим? У людей и без меня немало хлопот.
Все оказалось так просто…
17 марта 1995 года.
Шуба
Стояли светлые осенние дни. Мы выбрались погулять в парк, но и в выходной день проблемы не давали нам отдыха.
— Господи, до чего же за десять лет коммуналка надоела, — сетовала жена, — дежурства эти, уборки, очереди в туалет… Слава богу, надежда появилась, в кооператив вступили. Но как теперь экономить приходится! Стоишь в магазине и копейки считаешь. А это так угнетает…
— Что же делать? Квартира — главное. Потерпи, скоро нам первый взнос платит.
— Понимаю. И все же знаешь, о чем я мечтаю? Иметь свободные сто рублей. Чтобы можно было потратить их, как захочу. Мороженого вволю наесться или конфет шоколадных. А можно платье нарядное…
Мне было грустно. 'Действительно, — думал я, — За десять лет семейной жизни как-то не было у нас свободных денег. То одно надо, то другое, все по необходимости, никогда по капризу не тратили. А ведь женской душе это требуется. И цветы я не часто дарил…'
В суете и заботах пролетело еще лет пять. Мы уже жили в отдельной, хорошо обставленной квартире, путешествовали, не отказывали себе в приятных мелочах. Однажды я вспомнил наш давний разговор:
