— Нет.
— Я покажу. Читать эти стихи мне и сейчас трудно, да и не всё понятно. Даже в названии надо делать ударение на первое 'о' — 'мировой'. В том же году он написал декларацию о своём методе живописи 'Сделанные картины'. А в 25 году Павел помогал режиссёру Игорю Терентьеву ставить гоголевского 'Ревизора'.
— Евдокия Николаевна, а как вы с Николаем Николаевичем, будущим мужем, познакомились?
— В этом нам дрова помогли.
— Какие дрова?
— Обыкновенные, какими печку топят. Жили мы тогда на Обводном канале у сестры. Дом был двухэтажный, старый, деревянный, зимой насквозь промерзал. А на втором этаже над нами размещался детский сад. Дрова для его отопления хранились в сарае, где была и наша, заготовленная с осени, поленица. Но так как на сарае висел замок, а ключ был в жилконторе, то к собственным дровам мы доступа не имели. В жилконторе опасались, что дрова могут украсть, и тогда детский садик придётся закрыть. Поэтому ключ нам не давали.
Для разрешения конфликта кто-то посоветовал мне сходить в Совет к заведующему народным образованием. Мне сказали, что туда недавно назначили умного и образованного человека. Я пошла к нему жаловаться.
Из-за стола навстречу поднялся симпатичный, интеллигентный мужчина. Он спокойно выслушал меня и обещал разобраться.
— Если вы не возражаете, я зайду к вам завтра. — сказал он. — Я в России недавно, у меня пока мало знакомых, а вы сказали, что ваш брат — художник.
Я не возражала. На следующий день он был у нас. Николай Николаевич сказал, что конфликт с жилконторой улажен и подошёл к мольберту брата. Как ни странно, сложную живопись Павла он понял сразу. Он двенадцать лет прожил за границей, оказавшись в эмиграции после революции 1905 года. Николай Николаевич любил живопись, знал современные художественные направления запада. Он с удивлением рассматривал работу брата.
— Да вы, Павел Николаевич, адскую машину под искусство подводите, — восхитился гость.
— Вот, вот.
Павел был очень доволен, что нашёлся человек, не задающий глупых вопросов. Он стал показывать свои работы, рассказал о теории 'сделанности'.
Они долго беседовали, а потом мы решили угостить гостя чаем. Правда, к чаю у нас было только две картофелины и хлеб. Чай мы пили несладкий. Неожиданно Николай Николаевич достал из кармана аккуратно завернутые в бумажку кусочки сахара, но от еды отказался.
Он пришёл к нам и на другой день. Принёс яблоко, банку гороха, хлеб и снова сахар. На этот раз мы устроили целый пир. После ужина брат попросил меня спеть. Оказалось, что и наш гость учился пению. У нас с ним вышел неплохой дуэт, он, как и я, любил русские романсы.
Новый знакомый вскоре стал другом нашей семьи. Николай Николаевич понравился брату, а при его требовательности к себе и людям это было непросто.
Ну, а через полгода мы с Николаем Николаевичем поженились.
— Как приятно это слышать, Евдокия Николаевна.
— В том-то и дело, что не так всё оказалось просто, как вы себе представили. Невесёлая у нас была свадьба.
— Почему же?
— Шёл девятнадцатый год, Советская власть ещё не устоялась, многие образованные люди надеялись, что революция вскоре кончится и всё вернётся к старому. Так же считала и сестра Александра Николаевна с мужем. Они были религиозные люди, и наш брак без венчания признать не пожелали. Старшая сестра отказалась бывать у нас, а тут ещё произошёл конфликт с Павлом.
— Разве вы ссорились с ним? Он же вас любил.
— Верно, любил. Но я сама была виновата.
— В чём же?
— Не люблю об этом вспоминать, да уж слушайте. Мы же тогда у сестры Кати жили, у нас даже прислуга была. И хотя с детства я в бедности жила, но к благополучию быстро привыкаешь. Свадьбу нашу мы праздновали за общим столом, тут и Павел сидел. Когда бокалы разлили, он вдруг спросил: 'А почему Маша не за столом?' Я тут и сказала глупость: 'Но она же прислуга'. Что тут с братом сделалось… Он вскочил, глаза горят… 'Не хочу, — говорит, — я в вашей буржуазной свадьбе участвовать'. И меня впервые в жизни дурой назвал. Вышел из-за стола, отвернулся и сел в угол, к своему мольберту. Ни слёзы мои, ни извинения не помогли, так и не сел за стол. Он тогда на меня всерьёз обиделся, долго разговаривать не желал.
— Евдокия Николаевна, ваш муж, кажется, не только живопись любил, но и музыку?
— Ещё как! Он ведь в студии профессора М.Б.Кручини занимался и в концертах выступал. У меня даже афиша сохранилась с его именем. Он после революции 1905 года был арестован, сидел в тюрьме 'Кресты' Из зала суда совершил побег. По поручению партии Н.Е.Буренин отправил его в эмиграцию. Жил он некоторое время в Женеве, там и выступал в Зале Реформации. Дома мы с ним дуэты из опер пели. Николай Николаевич был во всех отношениях одарён. Знаете ли вы, что он книгу о тюрьме написал?
— Не знаю.
— Она по-французски иронично называется 'Meison de la Sante ' — то есть 'Дом здоровья.' Брат для неё обложку делал. Он и о художественных выставках писал, и на революционные темы. Я всегда удивлялась его талантливости.
Евдокия Николаевна давно мечтала о покупке телевизора. Пенсия у неё была маленькая, и ей пришлось почти год откладывать на это деньги. Когда я узнал о её желании, предложил добавить недостающую сумму.
— Ведь вы же с меня деньги за жильё не берёте.
Но гордая женщина наотрез отказалась.
— Даже в долг не возьму. Уговор дороже денег. Что бы я без вас делала? Вы мне, как сын, помогаете. А деньги у меня есть. Со следующей пенсии и купим.
Каждый вечер мы ходили ужинать в молочное кафе на Невский. Там обычно ели рисовую кашу со стаканом молока. В любви к молочному наши вкусы совпадали. К тому же каша была в три раза дешевле сосисок, которые Евдокия Николаевна позволяла себе только раз в неделю.
Вскоре в одно из воскресений мы отправились в Гостиный двор. От кинотеатра 'Аврора', во дворе которого она жила, до Гостиного двора было рукой подать, но в последнее время она редко гуляла, мешало недомогание. Хотя решение было принято, Евдокия Николаевна волновалась:
— А вы уверенны, что его стоит покупать? Говорят, что телевизоры иногда взрываются…
— Не волнуйтесь, не взрываются они. Мы теперь по субботам будем с вами 'Голубой огонёк' смотреть. Знаете такую передачу?
— Да, слышала. Мои знакомые её хвалят.
— Ну, вот и прекрасно.
— Но как же мы его доставим? Он же тяжёлый. Разве что на такси…
— Всё будет хорошо, не велика проблема.
В те годы уже отошли допотопные КВНы с экраном величиной в ладонь. Чтобы увидеть на футбольном поле мяч, к телевизору требовалось купить увеличительное стекло, которое представляло собою стеклянный выпуклый пузырь, наполненный водой. О цветных телевизорах мы тогда только читали, но чёрно-белые уже стали продаваться с увеличенным экраном. Необходимость в линзе отпала. Телевизионных программ тогда было две: центральная и местная, ленинградская. Рекламы в то время не
