надо в любом возрасте искать на стадионе, а не в аптеке.
Я убедился, что в своих взглядах на медицину не одинок. Немало медицинских светил, если не все, к старости начинают утверждать, что медицина является всего лишь умозрительным ремеслом, а не наукой. Их мнение нельзя игнорировать.
Выявление в человеке активного начала в согласии с требованиями природы — вот верное направление будущей медицинской науки. А пока этого нет, начинающий врач вместе с дипломом взваливает на себя огромный груз лжи. Он лжет больному человеку, смотрящему на него с надеждой. Лжет потому, что у него нет другого выхода. Ни его знания, ни лекарства не обновят ни сердце, ни суставы, ни печень больного.
«Помоги себе сам, а я научу тебя, как это сделать», — должен бы сказать больному врач. Но, увы, врачи не могут научить. О необходимости гармонического развития человека как частички природы им в институте ничего не говорят. Чаще всего медики подрывают основы здоровья, запрограммированного в нас природой. Доверчивые люди перекладывают заботу о своем здоровье на плечи врачей, неспособных обеспечить их здоровье. Медицина мечется: то отвергает химию и внедряет травы, то возносит на щит физиотерапию, то возводит анафему на яйца или сахар, то их реабилитирует. Врачи не виноваты в своих заблуждениях, они слишком мало знают. Но человек, собирающийся стать врачом, должен помнить о тяжком грузе вольной или невольной лжи, которая будет сопровождать его на протяжении всей жизни. А так как об этом грузе нам ни слова не говорят в институте, мы видим вокруг столько безликих и бездарных обманщиков в белых халатах.
Медицинское ремесло не выше повара, цирюльника или пастуха. Но им не требуется лгать. А неизбежная каждодневная ложь делает будни врача невыносимыми, если он вообще способен что-то понять, а не слепой догматик.
3 октября 1978 г.
Сейчас, когда мне пятьдесят шесть лет, я перечитал эту запись и подумал, что она слишком субъективна. Если её прочтет молодой человек, желающий стать врачом, пусть отнесется к ней с юмором и слушает свое сердце.
В чем-то с профессией мне не повезло, но я благодарен ей. Она подарила мне огромную радость — радость общения с людьми. Это общение стало главным в моей литературной работе, потому что в жизни нет ничего интереснее, души человека.
Еще о медицине
Один семинарист поразил меня утверждением, прежде не приходившим мне в голову: «Врач и священник должны делать свое дело так, чтобы окружающие ощущали тайну в их священнодействиях».
Я с институтских лет не вижу тайны в медицине и всю жизнь убеждаю людей не засорять голову напрасной верой во врача-кудесника. Но я не раз замечал, что людям мои советы не нравятся. Им не нужна логика в объяснении того, что таблетки не излечивают. Их не устраивает правда, они не хотят заботиться о своем здоровье сами. Врач для многих — что-то вроде сантехника: придет, поколдует и протечку устранит. А если не может, значит, неквалифицированный попался, будем искать другого. И ищут, деньги платят, гоняются за «светилом» за тридевять земель, но истину о своем заболевании знать не желают. Или наоборот, лезут во все книжки, пытаясь найти строчку, в которой зарыта тайна их страданий. Мечутся, всех расспрашивают, а тайна остается за семью печатями. И тогда и те, и другие отправляются к последней надежде — к знахарям. И что вы думаете? Многие у них находят утешение. Почему? Это именно та инстанция, которая всем своим видом выражает, что тайна-то в их руках. Частичку этой тайны колдун продает страждущему, напуская туману и делая вид, что главное-то осталось при нем.
Сколько я видел врачей, ищущих помощи у знахарей — ведунов! А ведь им медицина, как могла, что-то пыталась объяснить. И что же? В институте они научились одному — выписывать рецепты, веря в их чудодейственную силу. Они и сами по малейшему поводу принимают массу лекарств, словно им не объясняли, что от их употребления организм подрывается ничуть не меньше, чем от заболевания. Воздействовать прицельно на поврежденный участок невозможно (разве, что хирургическим скальпелем), а здоровые клетки от лекарств теряют сопротивляемость.
Методы медицинского воздействия на организм в двадцатом веке так же топорны, как и в тринадцатом. Развитие науки и техники несопоставимо со сложностью и единством элементов, из которых состоит живая ткань.
Так что тайна есть, но она в принципе не может быть разгадана, ибо это тайна живой жизни. Сложность взаимосвязей в живой клетке сравнима лишь со сложностью Вселенной.
И это прекрасно, потому что оставляет нам надежду на нескончаемость жизни. Уподобить организм сломавшемуся механизму нельзя. Нет местных болезней, есть заболевания всего организма. Любое вмешательство извне является инородным. Поэтому лечиться можно только физиологическими методами, способными помочь расстроившемуся органу вернуться к норме. Ну а если это уже невозможно, значит, исполняется закон природы: отмирает то, что уже не способно к жизни. Здесь может помочь лишь хирургия, но тоже далеко не всегда. Смерть есть продолжение жизненного цикла, его новая форма, и помешать ей невозможно.
Вера в чудо только лишь на время отдаляет наши беды, но приходит время, и реальность обрушивается в еще более ужасном виде. И тогда рушатся последние оплоты, несутся проклятия и жалобы на несправедливость природы, безразличие врачей и подлость близких.
Сколько же ума и душевных сил нужно иметь человеку, чтобы понимать единство величия и ничтожности своего бытия! Сколько терпения и доброты, чтобы не разочароваться, чтобы исполнять свой долг до конца. Долг перед жизнью, перед природой за то, что мы смогли появиться на свет.
В этом появлении и чудо, и тайна, в которую медицина не в силах проникнуть.
27 ноября 1984 г.
Обыватель — это кто?
Говорят, что дураков на свете нет, ибо никто себя таковым не считает. Выходит, нет и обывателей. Из кого же состоит орущая на митинге толпа?
Мы с презрением относимся к тому, кого нарекаем обывателем, но в каждом из нас есть что-то от этого великого войска. Так кто же он такой? Тот, кто вешает коврик с лебедями над кроватью? Тот, кто читает детективы? Или просто тот, кто живет не так, как я? Вопрос-то, оказывается, не без закавыки.
Может быть, обыватель — это самовлюбленный человек? Но такое определение явно недостаточно. Монтень даже проповедовал любовь к своей персоне, но на обывателя явно не похож. Он исследовал мир, изучая себя, а напряженно всматриваться в свои мысли и ощущения он умел с блеском.
Может быть, обыватель — человек без увлечений? Но и это неверно. Один пишет стихи, другой увлечен телевизором. Каждый считает свое увлечение важным и интересным.
Пожалуй, обыватель — это своеобразный эгоист. Его не интересуют вопросы, стоящие шире его личных интересов. Он не желает верить на слово, любит все пощупать и, если можно, извлечь пользу. Иначе любой разговор для него теряет интерес. Человечество с его проблемами его не интересует. Ему важен человек, а именно он сам. Искусство для него — предмет развлечения. Он глубоко убежден, что существует оно для умасливания его персоны и должно ласкать глаз и слух. Трагических концовок он не любит.
Но главное то, что в обывателе все усреднено. Ему нужна любовь, но без жертв, дружба, но без испытаний, благополучие без лишних затрат, удовольствие без разочарований. Обыватель отмахивается от тревожащих мыслей, не воспитывает в себе совесть. Он ответственен только из страха или выгоды. Он не
