– Вы все-таки решили убить меня? – спросила я, сама удивляясь отчего так холоден мой голос.
– Для этого мне не нужно вставать.
– Нет, – сказал он, шмыгнув носом, как маленький.
– Я отведу тебя в Ниор и сдам в Революционный трибунал. Вот что я сделаю.
– Ты еще мальчик, Гаспар. Война не для тебя.
– Молчи! – выкрикнул он с такой ненавистью, что меня бросило в дрожь от испуга. – Я тебя ненавижу. Я всех вас ненавижу. И я обязательно приду посмотреть, как на ниорской площади тебя подведут к гильотине и ты чихнешь головой в корзину.
Он даже трясся и дрожал от потрясения и ненависти. Я поднялась и, не сказав ни слова, пошла туда, куда он меня подталкивал.
В конце концов, я ничем не могла себе помочь. Свидание с Сент-Элуа откладывалось на неопределенное время.
Ночь была темная-темная, и где-то в глубине леса, в самой чаще гулко ухал филин.
Был только март, и, несмотря на то, что дни выдались теплые, спать на мху было холодно. Запрокинув голову, вглядываясь в беззвездное ночное небо, прикрытое кронами деревьев, я думала о том, сколько неприятностей может принести мне эта ночевка. Пожалуй, лихорадка будет самой легкой из них.
Да, теперь у меня было время подумать. Связанные руки затекли так, что уже ничего не чувствовали, и я не ощущала боли. Рядом спал Гаспар, прикрывшись шинелью. Я с невольной завистью подумала, что ему наверняка теплее, чем мне.
Вспоминался день, двенадцать часов непрерывных скитаний по лесам. Гаспар сам плохо знал дорогу и, намереваясь отвести меня в Ниор, то и дело плутал в безбрежных лесных зарослях. По многолюдным дорогам он идти опасался и пробирался напрямик через чащу. Все деревни окрест были объяты пламенем мятежа. Когда Гаспару нужно было узнать дорогу, он привязывал меня к дереву, а сам шел к дороге, где, пугая проезжающих одиноких крестьян ружьем, добывал нужные сведения. Собственный синий мундир с красной выпушкой и обтрепанными отворотами давно стал ему в тягость – по этой одежде любой мятежник понимал, к какому лагерю принадлежит мой конвоир.
Потом была Луара, вышедшая по весне из берегов, – Луара, главная река Франции. Ее мы преодолели уже знакомым мне способом. Гаспар припугнул паромщика ружьем, и тот, чертыхаясь, перевез нас на другой берег.
Другой берег – это уже была Вандея. Провинция, известная своим роялизмом, стало быть, провинция, которая приняла бы меня как родную, будь я свободна от компании Гаспара. Конечно, вандейские города еще держались, еще не пали под ударами мятежников – это наверняка. Но ведь городов здесь было так мало… И, вспоминая слова Тристана Отшельника, можно было не сомневаться, что скоро вся Вандея встанет под эгиду Золотых лилий.
И вот, ступая по вандейской земле, я из-за странного каприза судьбы была несвободна, рисковала оказаться в ниорской тюрьме, предстать перед Трибуналом, и, что самое неприятное, – обстоятельства уносили меня в сторону, совершенно противоположную Бретани и замку Сент-Элуа.
Рядом зашевелился Гаспар, и я отвернулась, делая вид, что сплю. Послал же мне Господь Бог в спутники такого фанатика! Я кожей чувствовала, что он смотрит сейчас в мою сторону, и у меня в душе зашевелились темные подозрения. Уж не вздумалось этому юнцу искать удовольствий? Я слышала, как он встал, как шуршит у него под ногами прелый мох, и вся внутренне напряглась. Да нет, не может быть, чтобы он начал приставать ко мне.
Что-то тяжелое, шершавое и пахнущее конской сбруей и потом опустилось на мои плечи, и меня сразу окатила волна тепла. Мундир! Он укрыл меня своим мундиром! Уж не сплю ли я?
Гаспар отошел, не подозревая, что я заметила его поступок. Я дышала тихо и спокойно, как во сне, с наслаждением чувствуя, что понемногу согреваюсь. Роялистка, укрытая республиканским мундиром. В какой странный узел иногда сплетаются события, соединяется то, что, казалось бы, несоединимо. Я невольно улыбнулась – возможно, впервые за все путешествие, и закрыла глаза.
Этот мальчик, Гаспар, стало быть, не так уж плох, как я думала раньше. Не все республиканцы грубы и жестоки. Как не все роялисты добры и справедливы. И тем более непонятно, что же все-таки ввергло Францию в войну и кровопролитие. Француз боится француза. Почему?
Эти мысли были сложны для меня, ответов я не находила, подумав о том, что мне не следует утруждать себя подобными вопросами. Я – простая француженка, не такая уж умная и не очень-то образованная, словом, обычная. Как и всех женщин, меня волнуют только мои дети.
Недалеко в кустах послышалось странное сопение. И шорох. Словно теленок заблудился в лесу. В это можно было поверить, ведь деревня была недалеко. Если бы только сопение не было таким странным. Мне стало страшно. Гаспар снова спал, я слышала его тихий храп. Вдруг там, в кустах – рысь? А я лежу здесь без оружия, и даже руки у меня связаны.
Шорох усилился, словно какое-то существо ползло через кусты в мою сторону. Раздался тихий свист, но я уже не могла определить откуда – из кустов или с другой стороны. Волна ледяного ужаса захлестнула меня. Надо немедленно разбудить Гаспара… Боже мой, это существо уже совсем близко, в каких-то двух шагах от меня!
Я готова была закричать во весь голос, как вдруг чья-то горячая вспотевшая рука, совсем небольшая по размерам, но шершавая, легла на мое лицо, пробежала по нему, словно нащупывая. Можно было подумать, что я имею дело со слепым. Рука принадлежала человеку – это я знала точно. Или, может быть, оборотню.
Из темноты вынырнуло круглое лицо с блестящими глазами.
– Это вы, мадам?
Я думала, что лишилась рассудка. Брике! Господи, что же это такое? Я потеряла мальчишку в двадцати лье отсюда и, как я думала, потеряла навсегда!
– Это ты, Брике?
– Да. Я. Лежите тихо, не разговаривайте.
