моему поясу был приторочен большой кожаный мешок, такой, с каким когда-то мой брат Антонио ловил крабов в Лигурийском море. Теперь крабов даже не надо было ловить. Они просто ползали в норках, своеобразных углублениях, наполненных чистой водой. Превозмогая отвращение, вполне естественное для того, кто занимается этим впервые, я бросала их в мешок. У них был твердый коричнево-красноватый панцирь с острыми колючими шипами, и приходилось проявлять ловкость, чтобы не пораниться. Думала ли я, вкушая на версальских приемах нежное белое мясо крабов в соусе, что доживу до такого?
Было воскресенье, и нельзя надеяться обнаружить много сетей на берегу. Я нашла только одну и быстро пошла к ней. Она была полна еще живых креветок, которых то и дело трепала морская волна. Я забрала их всех, не обращая внимания на то, что мой мешок стал очень тяжел, а внутри него страшно копошились мои пленники. Я лишь оглянулась из осторожности по сторонам, не идут ли рыбаки.
Шло время, и день как будто прояснялся. Свинцовые тучи приоткрыли горизонт и пропустили немного золотистого света. Но небо никак не хотело светлеть, и море было сине-зеленого цвета. Низкие и тяжелые облака спускали бахрому тумана на возвышающиеся берега. Такова Бретань – край вечных туманов, лесов и влаги…
Было уже десятое сентября. Да, десятое! Эмиссар от графа д'Артуа, как ни обнадеживал меня отец Медар, запаздывал уже на пятнадцать дней. В это время, согласно договоренности, я уже должна была быть в Эдинбурге. «Наверное, всего этого не будет никогда», – подумала я с яростью. Уж лучше бы я не питала никаких надежд! Уж лучше бы я всегда полагалась только на себя! Тогда, по крайней мере, разочарование не было бы столь жестоким. Я чувствовала себя так, словно надо мной безжалостно насмеялись.
Одному Богу известно, как я заплачу налог… От гнева и отчаяния я готова была умереть на месте. Ко всему этому примешивалась усталость. Я уже три часа бродила по берегу в поисках крабов – надо было набрать их много, не таскаться же сюда каждый день! А тут еще этот проклятый ветер, буквально валивший с ног. Он почти срывал с меня чепец, то и дело приходилось убирать выбившиеся золотистые локоны.
Я стала отстегивать мешок от пояса – он, такой тяжелый, ужасно меня утомил, как вдруг среди криков морских птиц я услышала иные звуки. Словно кто-то скакал на лошади по крутому склону утеса. Я подняла голову.
Это был всадник, весь в черном, на таком же черном вороном жеребце. Во всем этом было что-то жуткое. «Надеюсь, – подумала я, – это не бандит». Встретить в безлюдном месте всадника было в Бретани делом небезопасным.
И тут мои мысли прервались. Оторвавшись от всадника, я перевела взгляд на тележку, и от страха у меня перехватило дыхание. Изабелла, каким-то чудом освободившаяся из плена, отважно и безрассудно ковыляла к морю, подошла уже к самой воде. Огромные волны, казалось, могли коснуться ее ножек. Она не замечала никакой опасности. Одна сильная, мощная волна – и ребенка, как перышко, смоет и унесет в море!
Хриплый возглас вырвался у меня из груди.
– Изабелла! – закричала я в смертельном ужасе. – Назад, Бель, назад!
Нас разделяло по меньшей мере сто туазов, и я с чудовищной ясностью поняла, что только Бог может мне помочь: я не успею добежать до ребенка, прежде чем накатит новая сильная волна. Изабелла в страшной беспечности даже присела, подставляя ручки к воде…
Всадник теперь скакал к морю. Брызги вылетали из-под копыт его вороной лошади. Я видела, как он подскакал к Изабелле и, лишь наклонившись в седле, подхватил девочку на руки. Она была спасена, она вне опасности! Всадник осадил коня. Чувствуя невероятное облегчение и дикую, почти безумную радость, я ступила шаг вперед.
…И вдруг невольный ужас пронзил меня. Всадник, весь в черном, на вороном жеребце, мог у кого угодно вызвать дрожь, но не это поразило меня. Так, на фоне волн и темных туч, словно вылитый из бронзы, он был похож на моего покойного отца, что я содрогнулась. Во рту у меня пересохло. Нет, не может быть… Мой отец расстрелян! Я сразу же поняла глупость своих ассоциаций, тем более что всадник уже ехал ко мне, и я видела, что это вовсе не мой отец. Но, Боже мой, что-то в них было похожее. Что-то в осанке, в манере держаться…
Он спешился, передавая мне Изабеллу. Она по-прежнему пребывала в полном неведении насчет того, от чего только что была спасена.
– О, благодарю, благодарю вас, сударь! – проговорила я, прижимая к себе девочку, и невольные слезы показались у меня на глазах. – Не представляю себе, что было бы, если бы я тебя потеряла, Бель!
Я полагала, что он продолжит свой путь, но он все так же стоял, держа жеребца под уздцы и внимательно глядя на меня. Незнакомец был смугл и черноволос, но неожиданно яркие голубые глаза выделялись на загорелом лице. Даже не голубые, а синие. Такой же голубоглазый брюнет, как мой Жанно. Человек был вооружен с ног до головы: шпага, два пистолета да еще кинжал за поясом. Ветер трепал его черный суконный плащ и перья на черной фетровой шляпе с широкими полями. Его кожаная темная портупея была стянута широким поясом с массивной серебряной пряжкой, на ногах – ботфорты с отворотами чуть выше колен. При всей суровости его костюма мне показалось, что этот человек не испытывает недостатка в деньгах.
Он смотрел на меня крайне пристально и ничего не говорил. В замешательстве я поправила выбившийся из-под чепца локон, повернулась к незнакомцу в профиль, но это не помогло мне избавиться от его внимания, и тогда я нашла, что его поведение становится просто неприличным. Что он на меня смотрит? Да, я выгляжу крайне жалко в своей одежде, в деревянных башмаках и старой шали, наброшенной на плечи. Мне прекрасно известно, что наряд мой неважен. Но как смеет оценивать это он? И вдруг такая злость всколыхнулась у меня в груди, что я напрочь позабыла об услуге, мне оказанной.
– Сударь, – сказала я сухо, – не подумайте, что я мешаю вам продолжать свой путь. У вас свои дела, вы, вероятно, спешили.
С Изабеллой на руках я двинулась к тележке, где меня ждала Вероника.
– Разве вы меня не узнали? – спросил незнакомец. Голос у него был низкий, повелительный и звучный. – Я ведь приехал именно к вам.
Я обернулась, еще раз оглядела его. Мы что, встречались в Версале? Или в тюрьме? Незнакомец дворянин, в этом нет сомнения. Но я не узнавала его. Мне почему-то был странно знаком лишь исходивший от него запах – едва уловимый аромат нарда и сигар.
– Кто вы?
