утро было уже в полном разгаре, и, несмотря на всю торжественность церемонии, Хатшепсут захотелось есть.
На берегу реки уже стояли просторные шатры, а в них был приготовлен пир. Хатшепсут и Тутмос чествовали друг друга, а знатные люди Гелиополя ели и пили за здоровье новой правительницы. Не все, однако, были довольны. Одни задавались вопросом, в своем ли уме фараон, не сделался ли он чрезмерно чувствительным с годами; в других вид маленького, улыбающегося лица и тонких пальцев нового регента вселял страх за будущее страны, и они потихоньку молились богам, чтобы те даровали Тутмосу еще хотя бы несколько лет у власти.
Он знал, о чем они думают. Он читал их мысли по лицам, но молчал, не сводя с них черных, ничего не выражающих глаз, и вдруг его охватило дикое желание охранять и защищать Хатшепсут, свою возлюбленную. Та увлеченно беседовала с Кенаменом, не отрываясь от еды и то и дело кивая в такт его словам, пока он размахивал руками над блюдами и кубками. Лицо воина выдавало глубочайшую сосредоточенность на предмете разговора, а когда его обрывок долетел до слуха Тутмоса, тот с улыбкой отвернулся и громовым голосом приказал принести еще вина.
– Я предпочитаю короткую узду и жесткие удила, – услышал он ее слова, – ибо как же еще подчинить себе во время битвы боевого скакуна, который от рождения не знает ничего другого?
Тутмос осушил свой кубок и смачно причмокнул губами.
Они провели в гостях у жителей Гелиополя три дня, затем их ладья подняла якорь и опустила весла.
– Фивы, прекрасные Фивы, – вздохнула Хатшепсут. – Отец, мне очень понравилось наше путешествие, и все же я рада, что мы едем домой.
Кобра сверкнула над ее лбом, когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него.
– Давненько я уже не упражнялась на плацу, да и за храм взяться не терпится.
– Так ты решила, что будешь строить?
– Мне кажется, да, но я не могу ничего сказать, пока не посоветуюсь с Сенмутом.
– А, с красавцем архитектором. Без сомнения, работы ему сейчас хватает, ведь Инени избрали градоначальником Фив и у него не будет времени заниматься его драгоценными постройками.
Хатшепсут страшно удивилась:
– А ты откуда знаешь?
– Получил известие прошлой ночью. Глашатаи ведь тоже плывут по реке, как и мы.
– До чего же все было хорошо! – снова вздохнула она. – Маме наверняка бы понравилось, как меня коронуют в храме!
– Сомневаюсь, – мягко ответил Тутмос. – Она всегда беспокоилась о твоем будущем, а корона, которую ты носишь сейчас, ничто в сравнении с тем венцом, который ты наденешь в день Нового года.
И он ласково рассмеялся:
– Нет, не думаю, чтобы это пришлось ей по нраву.
– Наверное, ты прав. И ее титулы теперь мои. Великая царственная жена. Как это кажется странно. Я помню этот титул с самого рождения, он был у всех на устах. Они ее любили, люди Египта.
Она задала себе вопрос, будут ли так же любить и ее, но сразу решила, что это не имеет никакого значения. Власть, возможность заставить людей исполнять ее волю ради собственного их блага – вот что важнее всего, и власть была почти у нее в руках.
Глава 12
Они бросили якорь у знакомого причала за два дня до Нового года. Река уже вернулась в свое обычное русло, повсюду кипел сев. Во дворцовых садах распускались свежие бутоны, зацветали деревья и кусты. Восхищенному обонянию Хатшепсут родной дом предстал как один нескончаемый цветочный аромат. Она кое-как высидела на официальной церемонии приветствия, радуясь своим новым титулам. Широкой ухмылкой поприветствовала Инени, а когда тот удалился с ее отцом, чтобы рассказать ему последние новости, позвала стражника, своих помощниц и отправилась на поиски Сенмута.
Он лежал на спине в высокой траве, что росла вдоль берега пруда, вырытого среди сикоморов у самой стены сада. Та-кха'ет была рядом, бросала цветочные лепестки ему на грудь. Хатшепсут услышала их смех и, к своему удивлению, обнаружила, что сердится. Широкими шагами она направилась к ним; едва заслышав ее приближение, Сенмут что-то шепнул Та-кха'ет, которая тут же встала и торопливо удалилась. Он побежал навстречу Хатшепсут и упал в траву перед ней.
Вся ее злость тут же прошла.
– Поднимись, жрец, – сказала она. – Вижу, пока меня не было, ты даром времени не терял.
Несмотря на шутливый тон ее слов, Сенмут сразу угадал раздражение, прячущееся за царственной улыбкой. Он снова поклонился:
– Мое время было употреблено с пользой, о божественная, хотя необыкновенная щедрость вашего подарка и склоняла меня порой к безделью.
И он бесхитростно посмотрел ей прямо в глаза, а она отвела взгляд, чувствуя, что от ее гнева не осталось и следа.
– Я сделал несколько рисунков, которые ждут вашего одобрения.
– Ну так пойдем посмотрим на них, ибо мне не терпится начать строить, и я знаю, что именно, – резко ответила она.
Мгновение они стояли, улыбаясь друг другу и радуясь тому, что снова вместе. Он знал, что скоро она станет регентом, ибо, несмотря на то что фараон не сделал никакого официального заявления, Фивы полнились слухами, и о ее коронации как божественной соправительницы и великой царственной супруги было известно всем. Он подумал, что покачивающаяся надо лбом кобра очень к лицу Хатшепсут. Она словно
