Время от времени он видел Всадницу в сером, кружившуюся то здесь, то там по городской площади.
«Все-все-все, — подумал Ник, — все танцуют!» Но когда он так подумал, то понял, что ошибся. В тени ратуши стоял человек в чёрном. Он не танцевал, он просто наблюдал за остальными.
Ник гадал, мечтает ли Сайлас присоединиться к ним. Но, сколько он ни всматривался в лицо своего наставника, оно оставалось непроницаемым.
Тогда он окликнул его, надеясь, что наставник присоединится к танцу и всеобщему веселью. Но, услышав своё имя, Сайлас отступил в тень и пропал из вида.
Кто-то выкрикнул:
— Последний танец! — и началась неспешная, величественная кода.
Танцующие объединились в пары живых и мёртвых. Ник протянул руку, не глядя, и вдруг понял, что касается пальцами и смотрит в серые глаза женщины в платье из паутины.
Она улыбнулась ему.
— Здравствуй, Ник, — сказала она.
— Здравствуйте, — ответил он, танцуя. — Только я не знаю вашего имени.
— От имён не много пользы, — сказала она.
— У вас здоровский конь. И такой большой! Никогда не думал, что кони бывают такими большими.
— Он такой бережный, что вынесет самого сильного, и такой сильный, что вынесет самого маленького.
— А можно мне прокатиться на нём? — спросил Ник.
— Когда-нибудь, — ответила она ему, и её паутинные юбки замерцали. — Когда-нибудь каждому доводится.
— Обещаете?
— Обещаю.
И в этот момент танец закончился. Ник низко поклонился своей партнёрше, и только тогда ощутил такую усталость, будто он плясал без остановки много часов. Его мышцы болели и отказывались повиноваться. Он совершенно выдохся.
Где-то пробили часы, и Ник стал считать удары. Он насчитал двенадцать и задумался, сколько же они танцевали — двенадцать часов или двадцать четыре, или вообще нисколько?
Он потянулся и огляделся. Мёртвые исчезли, как и Всадница. Остались только живые, которые разбредались по домам, покидая площадь устало и растерянно, как люди, которые только что встали после долгого сна, но ещё не проснулись.
Городская площадь была вся покрыта белыми цветами, как будто после свадьбы.
На следующий вечер Ник проснулся в гробнице Иничеев с чувством причастности к великой тайне, как будто он совершил что-то важное, и теперь страшно хотел с кем-нибудь это обсудить.
Когда миссис Иничей наконец проснулась, Ник сказал:
— Прошлой ночью было так здорово!
— О чём ты? — спросила миссис Иничей.
— Мы танцевали! — сказал Ник. — Все до единого, в Старом городе.
— Да ну? — зевнула миссис Иничей. — Танцевали, говоришь? Ты же знаешь, что тебе нельзя выходить в город.
Ник хорошо знал, что не стоит говорить с матерью, когда она в таком настроении. Он выскользнул из гробницы в сгущающиеся сумерки.
Ник поднялся на холм к чёрному обелиску и камню Джосайи Вортингтона, где из природного амфитеатра было так хорошо видно Старый город и огни вокруг него.
Джосайя Вортингтон стоял рядом с ним.
Ник сказал:
— Это вы начали танец. С мэром. Вы танцевали с ней.
Джосайя Вортингтон посмотрел на него, но ничего не сказал.
— Вы танцевали, — повторил Ник.
— Мёртвые не знаются с живыми, мой мальчик. Мы больше не являемся частью их мира, а они никогда не были частью нашего. Если бы мы и танцевали с ними великий танец смерти, то всё равно не стали бы это обсуждать между собой, и уж тем более с живыми.
— Но я же один из вас.
— Пока нет, мой мальчик. Ты ещё жизнь не прожил.
Ник вдруг осознал, что всю дорогу танцевал на стороне живых, а не тех, кто спустился с холма.
— Кажется, понятно, — произнёс он.
Он помчался вниз с холма так быстро, как умеют бегать только десятилетние мальчики, и чуть не споткнулся о Дигби Пуля (1785–1860, «И вас ждёт та же участь»), лишь усилием воли удержавшись на ногах. Он спешил в старую часовню, переживая, что может не застать Сайласа, что к тому времени, как он туда доберётся, его наставник уже уйдёт.
Ник сел на скамейку.
Он почувствовал рядом с собой движение, хотя вокруг не было ничего, что могло бы двигаться. Затем его наставник произнёс:
— Добрый вечер, Ник.
— Ты был там вчера, — сказал Ник. — Даже не думай говорить, что был где-то в другом месте, потому что я знаю, что ты там был.
— Да, — произнёс Сайлас.
— Я танцевал с ней. Которая всадница на белом коне.
— Правда?
— Ты же сам это видел! Ты наблюдал за нами! За живыми и мёртвыми! Мы танцевали. Почему никто не хочет говорить об этом?
— Потому что это таинство. Потому что есть вещи, говорить о которых запрещено. И потому что есть вещи, о которых люди просто не помнят.
— Но ты же сейчас говоришь об этом. Мы обсуждаем смертень.
— Я его не танцевал, — сказал Сайлас.
— Но ты же всё видел!
Сайлас ответил:
— Я не знаю, что я видел.
— Я танцевал со Всадницей, Сайлас! — воскликнул Ник. Почему-то именно эти слова страшно огорчили его наставника, и Ник испугался, как ребёнок, случайно разбудивший зверя.
Сайлас сказал:
— Давай закончим этот разговор.
Для Ника он не был закончен. Ник хотел сказать ещё тысячу вещей, хоть бы они и были неуместными, но тут его что-то отвлекло — послышалось тихое шуршание, а затем его лица словно коснулись прохладным пером.
Ник тут же забыл про танцы, а страх уступил место восторгу.
Он видел его третий раз в жизни.
— Сайлас, смотри, снег! — воскликнул он, чувствуя, как его сердце и ум наполняются радостью, вытесняя все прочие чувства и мысли. — Настоящий снег!
Интермедия
Собрание
