— Отлично поживаю, сэр, — ответил Ник.
— Хорошо. Рад это слышать, — волосы старого римлянина белели в лунном свете. Он был в похоронной тоге, под которой были надеты нижняя шерстяная рубашка и гетры, поскольку вокруг была холодная страна на самом краю света. Холоднее было только на севере, в Каледонии, где люди были больше похожи на животных, а их тела покрывала рыжая шерсть. Они были настолько дикими, что римляне даже не пытались завоевать их. Они оставались свободными в своей вечной зиме.
— Вы здесь самый старый? — спросил Ник.
— Самый старый на кладбище? Я.
— Значит, вас первым здесь похоронили?
Немного помедлив, Кай Помпей ответил:
— Почти. Ещё до кельтов тут жили другие люди. Один из них тоже похоронен здесь.
— Ух ты, — Ник на мгновение задумался. — А где его могила?
Кай указал на холм.
— На вершине? — спросил Ник.
Кай покачал головой.
— Тогда где?
Старый римлянин наклонился и взъерошил Нику волосы.
— Внутри холма, — сказал он. — В недрах. Меня впервые принесли сюда мои друзья, за которыми шли всякие чиновники и мимы в восковых масках с лицами моей жены, которую забрала лихорадка в Камалодуне, и моего отца, убитого в стычке на границе Галлии. Через триста лет после моей смерти один крестьянин искал здесь место для выпаса своих овец, а нашёл валун, закрывавший вход в пещеру. Он откатил его и вошёл внутрь, в надежде, что найдёт сокровища. Чуть позже, когда он вышел, его чёрные волосы стали такими же белыми, как мои…
— А что он там увидел?
Помолчав, Кай ответил:
— Он отказывался об этом разговаривать. И никогда больше сюда не возвращался. Валун вернули на место и через некоторое время забыли о нём. Потом, уже двести лет назад, на него снова наткнулись, когда строили склеп для Фробишеров. Юноша, который его нашёл, спрятал проход за гробом Эфраима Петтифера, а затем однажды ночью спустился туда, когда никто не видел. Точнее, когда он думал, что никто его не видит.
— И, когда он вышел, его волосы тоже побелели?
— Он вообще не вышел.
— Ого. Ясно. Ну и кто же там похоронен?
Кай покачал головой.
— Не знаю, юный Иничей. Но я чуял его, когда здесь ещё было пусто. Я чувствовал, что он сидит там, в глубине холма, и ждёт.
— Чего ждёт?
— Всё, что я чувствовал, — сказал Кай Помпей, — это что он сидит в ожидании.
Скарлетт принесла большую книгу с картинками, села рядом с матерью на зелёную скамейку у ворот и начала читать, пока мать просматривала какое-то учебное пособие. Девочка радовалась весеннему солнцу и старательно не замечала мальчика, который махал ей из-за увитого плющом памятника. Когда она решила больше не смотреть на этот памятник, он, как чёртик из табакерки, выскочил из-за надгробия (Ёдзи Дж. Шёдзи, ум. 1921, «Я был странником, и вы приняли Меня»). Он отчаянно жестикулировал ей, но она не обращала на него внимания.
Наконец, она положила книгу на скамейку.
— Мамочка, я пойду погуляю.
— Только не сходи с дорожки, милая.
Она не сходила с дорожки, пока не повернула за угол и не увидела Ника, который махал ей, стоя выше на холме. Она состроила ему рожицу.
— А я теперь всё знаю, — сказала Скарлетт.
— Я тоже, — сказал Ник.
— До римлян здесь тоже были люди, — сказала она. — Намного раньше. Когда они жили… ну, в смысле, когда они умирали, их закапывали в этих холмах, вместе с разными сокровищами и всяким таким. И эти могилы назывались «курганы».
— Ага, — сказал Ник. — Тогда мне кое-что понятно. Хочешь посмотреть на один курган?
— Прямо сейчас? — недоверчиво переспросила Скарлетт. — Небось, на самом деле ты не знаешь, где тут курган. А потом, я же не могу ходить туда же, куда ты.
Скарлетт уже видела, как он умеет просачиваться сквозь стены, словно тень.
В ответ он показал ей большой ржавый ключ.
— Я нашёл его в часовне, — сказал Ник. — Он должен открывать почти все здешние двери. Их запирали на один и тот же ключ, для удобства.
Она взобралась на склон холма поближе к нему.
— Ты не врёшь?
Он покачал головой. В уголках его губ заиграла довольная улыбка.
— Идём, — сказал он.
Стоял отличный весенний день, в воздухе разливалось щебетание птиц и жужжание пчёл. Ветерок качал нарциссы, а на склоне холма тут и там виднелись кивающие головки ранних тюльпанов. Зелёный холм был как будто припудрен голубой россыпью незабудок и толстыми жёлтыми примулами. Дети поднимались на холм к маленькому мавзолею Фробишеров.
Это был простой каменный мавзолей, построенный без особых излишеств, с железной дверью на входе. Ник открыл дверь своим ключом, и они зашли внутрь.
— Где-то должен быть лаз, — сказал Ник. — Или дверь. За каким-то из этих гробов.
Они нашли его за гробом на нижней полке. Там действительно оказался небольшой лаз.
— Сюда, — сказал Ник. — Полезем вниз.
Скарлетт внезапно поняла, что приключение нравится ей гораздо меньше, чем она ожидала. Она произнесла:
— Мы же ничего не увидим. Там вон как темно.
— Я могу видеть без света, — сказал Ник. — Пока я здесь, на кладбище.
— Но я-то не могу, — сказала Скарлетт. — Мне будет темно.
Ник задумался, как бы её уговорить. Можно было сказать что-то вроде «там нет ничего страшного». Но после рассказов о том, как у одного поседели волосы, а другой вообще не вернулся, сказать такое значило бы покривить душой. Так что он сказал:
— Тогда я сам полезу. А ты подожди меня здесь.
Скарлетт насупилась.
— Не оставляй меня тут одну, — сказала она.
— Да я просто спущусь, посмотрю, кто там, а потом вернусь и всё тебе расскажу.
Он повернулся к отверстию, встал на четвереньки и заполз внутрь. Там оказалось достаточно места, чтобы встать в полный рост. В камне были вырезаны ступеньки.
— Я спущусь по ступенькам, — сказал он Скарлетт.
— А они далеко ведут?
— По-моему, далеко.
— А давай ты будешь держать меня за руку и говорить, куда идти? — сказала Скарлетт. — Тогда можно пойти вместе. Если ты обещаешь, что всё будет хорошо.
— Конечно, — ответил Ник. Он даже не успел договорить, как девочка на четвереньках заползла в отверстие.
— Можешь встать, — сказал Ник и взял её за руку. — Ступеньки вот тут. Поставь ногу перед собой — и сама почувствуешь. Вот так. Давай, я пойду первым.
— Ты правда можешь видеть? — спросила она.
— Здесь темно, — ответил Ник. — Но я всё вижу.
