Атлетическая фигура Дмитревского поднялась при входе ее с кресла.
Из гостиной вышмыгнула, уже успевшая приветствовать «дядю Ваню», но не успевшая сделать своего вечернего туалета, Полина.
Генеральша недовольно покосилась вслед убежавшей дочери.
— Вы одни? — обратилась она к гостю.
— Один, матушка, ваше превосходительство… один… — отвечал, целуя руку Ираиды Ивановны. — А почему же вы думаете, что я не сам вдруг или сам третий?
— Я слышала, ваш племянник… — смутилась генеральша, так как первый вопрос вырвался у нее под впечатлением разговора со старшей дочерью.
— Приехал… Виктор приехал.
— Так я думала…
— Что он явится засвидетельствовать вам свое почтение… И хотел, матушка ваше превосходительство… Только я ему в том воспрепятствовал.
— Это почему же?..
— С дороги человек устал, да и недужится ему что-то… А рвался… ужас, как рвался… — фантазировал Иван Сергеевич, чтобы объяснить на самом деле странное отсутствие у Похвисневых Оленина.
— Надеюсь, недужится не опасно? — спросила Ираида Ивановна.
— Нет… пустяки… растрясло, дорогой растрясло… ну и недужится… — утешил ее Дмитревский.
— С чего бы растрясти… Ведь в санях…
— А ухабы, матушка ваше превосходительство, ухабы… — нашелся Дмитревский.
— И то, а я не сообразила… И здесь, в городе-то, иной раз всю душу вымотает, ежели далеко…
— Вот то-то и оно-то… Ну и растрясло… Как поправится мало-мальски… первый визит к вам… Ждет не дождется… — лукаво улыбнулся Иван Сергеевич.
Гость и хозяйка уже сидели в креслах.
— Вы не пройдете ли к его превосходительству?
С получением ее мужем генеральского чина, она не называла его иначе, как полным титулом.
— Пойду, пойду, вы идите, коли надо… Хозяйский глаз — смотрок… Я свои… И один посижу… и с его превосходительством покалякаю.
— Я действительно пойду… Мне надо кое-что по хозяйству справить… — встала Ираида Ивановна.
— Идите, идите, матушка.
Та вышла и прямо отправилась в комнату барышень. Полина делала свой туалет.
— Побойся ты Бога… Ведь ты причесалась какой-то чучелой, — кое-как, на лоб лезут пряди волос… Перечешись…
— Нет уж, слуга покорная… я предоставляю тебе чуть не пол дня проводить у зеркала, а я не стану… Причесалась, оделась и в сторону.
— Но как причесалась, как оделась…
— Как могла и сумела.
— Вели горничной.
— Теперь не могу стоять как кукла, которую обряжают… Свои руки есть.
Зинаида Владимировна пожала плечами и отошла.
— Дура!.. — сквозь зубы, тихо, но так, что Полина слышала, сказала она.
Полина Владимировна не обиделась, но, напротив, добродушно расхохоталась.
— Вот странно, сердится на то, что для нее же лучше.
— Как лучше? — обернулась к ней сестра.
— Да так! Если я оденусь и расфуфырюсь как ты то пожалуй буду если не лучше тебя, так такая же и отобью… Оленина.
— Благодарю за жертву… если для меня… Одевайся даже лучше меня. Я не боюсь.
— Нет, я и для других…
— Это любопытно…
— Что им будет за радость смотреть на двух одинаковых, как две капли воды… Это скучно… Да притом, они не будут знать в кого им влюбляться, а теперь для них это ясно…
— Как ясно?..
— Влюбляться надо в тебя, любить меня.
Разговор сестер прервал приход матери.
— Там пришел Иван Сергеевич… — деланно-равнодушным тоном сказала она.
— Один? — быстро обернулась к матери Зинаида.
— Один… Виктор Павлович болен… Иван Сергеевич настоял, чтобы он остался дома…
— Серьезно?
— Нет… Просто с дороги… Мне кажется, старик преувеличивает.
Ираида Ивановна вышла. За ней вскоре убежала и Полина.
Зинаида Владимировна позвала горничную и чуть ли не в двадцатый раз начала поправлять свою прическу.
Иван Сергеевич, между тем, отправился к генералу.
Он застал Владимира Сергеевича в волнении, ходившим по кабинету.
Генерал Похвиснев был полный, невысокого роста мужчина, с кругленьким брюшком и с коротенькими ножками. Он был одет в генеральском мундире, со всеми орденами. Оленина он встретил радушно, но рассеянно.
— С чего это ты, брат, в таком параде? — удивленно спросил Иван Сергеевич.
— Как с чего… все-таки будут гости…
— Не финти, Владимир… ты кого-нибудь ждешь… Недаром ты в такой ажитации…
Иван Сергеевич уселся в кресло. Генерал несколько раз молча прошелся по комнате и остановился перед своим приятелем.
— Если уже говорить… так говорить… Тебе скажу… Я действительно ожидаю сегодня к себе одну особу…
— Особу?
— Да…
— Какую же это?
— Графа Ивана Павловича…
— Кутайсова?
— Его самого… Сам назвался…
— Вот как… С чего бы это…
— Генеральша с Зиной как-то были на утреннем разводе… Граф их там увидал… Справился: кто… Ему сказали… Он при встрече со мной во дворце и говорит: красавицу какую, ваше превосходительство, привезли к нам да под спудом держите… Дозвольте хоть к вам приехать… полюбоваться… Шутник… его сиятельство…
Генерал остановился.
— Ну, а ты что?
— Я, известно, «сочту за честь» и все такое… как водится в этих случаях.
— Он бабник… Турка… горячая кровь…
— Может Зине суждено быть графиней…
— Ну, это навряд… Там Шевальиха опутала его сиятельство с ног до головы…
— Что Шевальиха… актерка… не жена…
— Ну, такие-то хуже жен… — заметил Дмитревский. Ему почему-то в этот момент вспомнился Оленин. «Что-то он со… своей?..» — мелькнуло в его голове. Генерал продолжал ходить нервными шагами по кабинету.
— Шевальиха, что Шевальиха… Такие и после свадьбы остаются… Не в этом дело… Капиталов у графа хватит… — говорил он, как бы рассуждая сам с собою.
