в угол фонаря. Все еще оглушенный, летчик действовал машинально. Он подал вперед рычаг управления, медленно, очень медленно, нажимая на ножную педаль до тех пор, пока самолет не вышел из штопора и не перешел в горизонтальный полет. Канно успел заметить, как «В-24» рухнул в море, и смог вернуться на своем изуродованном самолете на аэродром в Япе.
В конце августа Канно служил на Филиппинах в составе 201-й авиагруппы. Как раз в это время он вызвался добровольцем на выполнение заданий по бомбометанию с рикошетированием. В качестве инструктора по летной подготовке авиагруппы я рассматривал заявления добровольцев и имел право отбирать кандидатуры. Поскольку Канно представлял большую ценность для подразделения, я с большой неохотой уступил настойчивым просьбам пилота включить его в состав летчиков, отрабатывающих на учениях опасную тактику. Он так же ликовал по этому поводу, как огорчался вскоре, когда пришлось отказаться от планов применения бомбометания с рикошетированием.
На Филиппинах японские пилоты жили скромно. Тропический климат освобождал от необходимости иметь большой гардероб, а частые переброски с одной авиабазы на другую делали его нежелательным. Им требовалась лишь смена нижнего белья и полотенец наряду со штурманскими картами, карандашами, предметами личного туалета и памятными вещами. Это можно было хранить в небольшой сумке. Такая сумка с нанесенным на ней именем владельца имелась у каждого пилота. Надпись на сумке лейтенанта Канно была необычного свойства: «Личное имущество покойного капитан-лейтенанта Наоси Канно». Среди японских военнослужащих был распространен обычай в шутку получать повышение в звании, а Канно не верил в возможность остаться живым задолго до того, как начались операции камикадзе.
К концу сентября 201-я авиагруппа узнала, что в Японии имеются истребители Зеро новой конструкции, которые возместят часть наших многочисленных потерь. Нам нужно было послать пилотов для приема самолетов, произведенных в Японии, и перегнать их на базы ВВС на Филиппинах. Проблем набора добровольцев для выполнения этого задания в личном составе не было, поскольку многие после долгого пребывания на заморских территориях хотели побывать дома, хотя бы несколько дней. Выбор же командира группы добровольцев представлялся более трудной задачей. Мы решили поставить во главе группы летчиков офицера, который имел самый продолжительный срок службы вдали от родины. Им оказался Канно.
Против ожидания Канно это решение не понравилось, и он тотчас заявил о своем несогласии.
– На этих островах вскоре начнется крупная военная операция. Если я уеду домой, то упущу шанс принять в ней участие. Пожалуйста, подберите кого-нибудь еще, – вполне искренне сказал он.
Слова «покойного капитан-лейтенанта Канно» нас не удивили. Но следовало оставаться твердыми. Всякий поехавший в это время в Японию действительно избежал бы предстоящего сражения, но мы настояли, чтобы это был Канно, который неохотно подчинился приказу. Вскоре после его прибытия в Японию противник высадился на Лейте.
Канно, узнав об этом, телеграфировал в штаб в Мабалакате с просьбой о разрешении немедленно вернуться к месту службы. Мы ответили, что он должен вернуться согласно приказу вместе с новыми самолетами. Однако завод, как обычно, отставал от графика производства самолетов, и Канно вернулся на Филиппины не ранее конца октября, когда подразделение камикадзе уже сформировали.
Когда мы в Мабалакате узнали, что он возвращается, один из офицеров сказал:
– Бьюсь об заклад, что когда Канно приедет, то скажет: «Эта чертова операция началась так, как я предсказывал».
После того как звено новых истребителей село в Мабалакате, Канно удивился, почему его слова были встречены взрывом смеха. Но ведь, едва спустившись из кабины на бетонную дорожку, он произнес:
– Эта чертова операция началась так, как я и предсказывал!
Именно о Канно как командире спецподразделения камикадзе подумал Тамаи в первую очередь, когда впервые официально прозвучало предложение о создании такого подразделения. Я знал, что, будь Канно в это время на месте службы, он настаивал бы на назначении его командиром первого подразделения смертников. Поэтому я не удивился, когда по возвращении с родины японский ас нашел меня и с завистью сказал:
– Капитан Накадзима, мне хотелось бы быть на месте Сэки!
– Не глупи, Канно, – ответил я. – У тебя впереди достаточно шансов. Не важно, кто будет первым, а кто вторым. Ты ведь в прошлом не гонялся за славой, почему ты это делаешь теперь?
– Вы правы, – ответил ас, – но мне хотелось бы стать первым камикадзе.
Он в официальном или неофициальном порядке настойчиво добивался зачисления в подразделение смертников, но его заявления и просьбы постоянно оставлялись без внимания. Летчики его класса были слишком необходимы для выполнения заданий по сопровождению и перехвату, чтобы использоваться иным образом.[10]
Не менее значимым следует считать вклад адмирала Аримы, прибывшего на Филиппины менее чем за неделю до того, как адмирал Ониси сформировал первые подразделения камикадзе.
Арима, командующий 26-й авиабригадой в Маниле, явился образцом достоинства офицера. Пунктуальный, основательный, дотошный и педантичный, он носил безукоризненно сидящий военный мундир даже под яркими лучами тропического солнца. Подтянутый и элегантный, не повышавший голоса, адмирал происходил из семьи почитателей конфуцианской традиции, которые в течение ряда веков служили на юге Кюсю главам феодального рода Кагосима. В короткие часы досуга он читал древние классические книги по военному искусству с потрепанными обложками. В ответ на вопросительные взгляды он смеялся и пояснял:
– Это книга по тактике моего прадеда.
Его деликатность не содержала и намека на способность совершить отчаянный поступок.
Штаб 26-й авиабригады в Маниле размещался в прекрасном здании западного стиля, где у адмирала Аримы имелись удобные апартаменты. Но он предпочитал жить в крохотной хижине рядом с командно- диспетчерским пунктом аэродрома Николс, единственным предметом мебели которой была легкая походная кровать. Когда на аэродроме не было дел, адмирал, как полагали его офицеры, либо отдыхал в своей хижине, либо уходил в столовую. Он часто говорил:
– Здесь чудный воздух. Думаю, это самое полезное для меня место.
21 сентября палубная авиация американских авианосцев впервые подвергла бомбардировке Манилу. Из-за несовершенства наших радаров, систем наблюдения и связи налет застал авиабазу Николс почти врасплох. Адмирал Арима находился на летном поле, отдавая команды по подъему в воздух истребителей в условиях непрерывной бомбежки. Он отказывался покинуть незащищенный командно-диспетчерский пункт, пока ближе к окончанию налета один молодой офицер не стал настаивать на том, что будет стоять рядом в качестве живого щита. Потом Арима мрачно объяснил:
– Мне пришлось уйти в бомбоубежище, потому что младший лейтенант Канамару, кажется, приготовился умереть за меня.
Сентябрьские налеты противника были лишь прелюдией к более разрушительным рейдам. К середине октября Верховное командование объявило: судьба родины зависит от исхода предстоящей великой битвы, каждый должен сделать все возможное.
Что это значило? Пилот делает все возможное, когда вступает в воздушный бой с противником. Но как может сделать все возможное адмирал? Тактические операции осуществляются командирами эскадрилий, которые таким образом делают все возможное. Но как может сделать все возможное командующий авиабригадой?
Адмирал Арима имел свой сокровенный ответ на этот вопрос. 15 октября тактическое соединение американского флота было замечено к востоку от Лусона. Приняли решение поднять против него все наличные самолеты – армейские и морской авиации. Когда самолеты 26-й авиабригады приготовились стартовать для выполнения задания с аэродрома Николс, адмирал Арима неожиданно объявил, что поведет бригаду сам. В то время как помощники и офицеры штаба отговаривали адмирала, Арима снял с мундира все знаки различия и сел в самолет-лидер второго эшелона, состоявшего из 13 бомбардировщиков типа 1, 16 Зеро и 70 армейских истребителей. В 15.54 Арима обнаружил на расстоянии 240 миль, по азимуту 65 градусов от Манилы, корабли противника. Он приказал самолетам атаковать противника. На своем собственном самолете он врезался во вражеский авианосец.[11]
Война быстро приближалась к неизбежной катастрофе. К командирам подразделений теперь