Я благоразумно удалился в свою комнату.
Вскоре я погрузился в размышления о том, как будут осуществляться на следующий день атаки смертников. В ночной тишине ничто не нарушало моих раздумий в одиночестве. Покой нарушал лишь отдаленный рев моторов, проходивших проверку. Команды механиков работали теперь день и ночь.
Неожиданный и более беспокойный звук возвестил о приходе младшего лейтенанта Тисато Кунихары из подразделения разведки, который бесцеремонно ввалился в комнату. Он говорил почти враждебным тоном, с трудом сдерживая свой гнев:
– Вы взяли добровольцев в спецподразделение из числа унтер-офицеров, но совершенно не учли летный состав. Как насчет нас?
Я улыбнулся и сказал:
– Ну, чего же хотите вы, офицеры?
– Мы все хотим служить в этом корпусе! – воскликнул он.
– Тогда для чего же мне беспокоиться о добровольцах из вашей среды?
Гнев Кунихары медленно перешел в улыбку понимания. Он отдал честь, произнес:
– Благодарю вас, капитан, – и ушел.
После ухода Кунихары я подошел к карте, разостланной на столе. Время приближалось к 21.00, когда персонал базы должен был передать заявления. Я услышал, как кто-то тихо приближается к двери, стараясь не разбудить офицеров, спящих в соседней комнате. Вошел унтер-офицер с кипой конвертов. Он отдал честь, поставил передо мной стопку роковых заявлений и удалился так же осторожно, как и пришел.
Некоторое время я глядел на конверты, не решаясь их вскрыть. Я не обращался с призывом идти добровольцами к унтер-офицерам, но предоставил им решать вопрос самим. Я даже предложил алиби тем, кто не мог стать добровольцем. Что, если все отказались?
Эта мысль пугала, но времени медлить больше не было. Я вытащил из ящика стола ножницы и занялся неприятным делом.
Из двадцати с лишним конвертов только два содержали незаполненные листы бумаги. Позднее я узнал, что незаполненные листы передали два прикованных к постели пилота, лежавшие в судовом лазарете.
Я сложил заявления в стопку и вышел на балкон. Во тьме смешались горы и море, овеваемые нежным ночным ветерком. Небо усеивали мириады мерцающих звезд.
Формирование специального ударного корпуса распространилось на Себу.
Вернувшись с балкона в комнату, я заметил, что во всем здании установилась полная тишина. Видимо, все спали. Пытаясь представить, что снилось людям, служившим на базе, я обратился мыслями в прошлое – к славным дням кампании в Новой Гвинее в 1942 году, когда мы побеждали почти в каждом воздушном бою. Как все изменилось!
Мое мысленное путешествие в прошлое прервал звук открываемой двери. В дверном проходе показался младший лейтенант Масахиса Уэмура. В университете Святого Павла в Токио он был капитаном футбольной команды. Попав на службу сразу после колледжа, Уэмура успел пройти поспешную военную подготовку. Теперь же этот стройный энергичный молодой человек робко переминался передо мной и выглядел явно скованным. Его приход в мою комнату в неурочный час заставил предположить, что он вынашивал те же намерения, что и Кунихара. Я пригласил младшего лейтенанта войти.
Неловко задержавшись в дверях на несколько мгновений, он вошел внутрь комнаты и задал несколько ни к чему не обязывающих вопросов, не относящихся к операциям камикадзе. Выслушав мои ответы, он робко попятился к дверям и вышел.
Поведение младшего лейтенанта меня озадачило, но, обремененный множеством забот, я вскоре забыл о нем.
Однако следующим вечером он пришел снова. Пришел один, крадучись, будто в чем-то виноват. После нескольких праздных вопросов Уэмура снова ушел.
Я чувствовал, что ему хочется вступить в корпус камикадзе. Но он воздерживался от просьбы о добровольном вступлении. Почему он так странно ведет себя? Я не мог ответить на этот вопрос.
В третий раз Уэмура пришел очень поздно. Я взглянул ему прямо в глаза, но он смущенно потупил взор, явно не зная, что сказать. Я решил помочь ему:
– Ты приходишь сюда третий вечер подряд… Могу я предположить, что ты хочешь добровольно вступить в корпус камикадзе?
Он нерешительно поднял голову и ответил низким голосом:
– Вы не ошибаетесь, командир. Я прихожу сюда, чтобы присоединиться к добровольцам, но не решался заявить об этом открыто, потому что не располагаю соответствующей летной подготовкой.
В наплыве чувств я подбирал слова для ответа, но младший лейтенант продолжил:
– Только недавно я потерпел аварию из-за своего неумения летать как следует – и это в то время, когда нам не хватает самолетов. Я знаю, что пока не приобрел летного мастерства, но мысль о добровольном вступлении в корпус камикадзе не дает мне покоя. – Он почти готов был разрыдаться.
Я встал с кресла, похлопал его по плечу и сказал:
– Не расстраивайся, Уэмура. Я дам тебе шанс. Успокойся и иди спать.
В первый раз за три дня я увидел на его лице улыбку. Он низко поклонился и ответил:
– Спасибо, командир. Я буду ждать.
Часть вторая
ОПЕРАЦИИ КАМИКАДЗЕ НА ФИЛИППИНАХ
Если тебе нужно убить военачальника, убей его коня.
Глава 7
ОПЕРАЦИЯ «СЁ» И ПЕРВЫЕ БОЕВЫЕ ВЫЛЕТЫ
Операция «Сё», ставшая последней надеждой Японии выиграть решающее морское сражение и приведенная в действие американским вторжением на остров Лейте, явилась предприятием, состоявшим из трех задач. С места стоянки в Линге, к югу от Сингапура, должны были прибыть корабли 1-й ударной эскадры Японии. Ожидалось, что главные силы флота под командованием вице-адмирала Такэо Куриты, включая линкоры «Ямато» и «Мусаси», пройдут через пролив Сан-Бернардино в Филиппинском архипелаге и 25 октября нанесут удар по американскому десанту с севера. Одновременно десант должен был подвергнуться нападению с юга из пролива Суригао эскадры крейсеров и эсминцев 5-го флота под командованием вице-адмирала Киёхиды Симы, которой следовало из своей базы в Японии пересечь Южно-Китайское море. К этой эскадре должно было примкнуть соединение из устаревших линкоров, крейсера и нескольких эсминцев, выделенное из состава главных сил адмирала Куриты, под командованием вице-адмирала Сёдзи Нисимуры.
Представлялось немыслимым, чтобы эти разрозненные соединения кораблей – все, что осталось от мощного японского флота, – были способны одолеть более многочисленные силы флота США, состоявшие из авианосцев, линкоров, крейсеров и эсминцев. Главнокомандующий объединенными силами японского флота, адмирал Соэму Тоёда понимал это и позаботился о том, чтобы остатки когда-то победоносных авианосных сил Японии использовались как приманка. Остались один тяжелый авианосец, три легких и два переоборудованных линкора с взлетными палубами.[12] Эти силы, располагавшие лишь 116 самолетами, под командованием вице-адмирала Дзисабуро Одзавы должны были выйти из Внутреннего Японского моря, пытаясь отвлечь на север, подальше от районов высадки десанта на Лейте, быстроходные линкоры и авианосцы противника. Надеялись, что благодаря этому флот Куриты смог бы уничтожить оставшиеся без прикрытия американские транспортные суда и десантные силы – то есть выполнить задачу, которая была вполне под силу «Ямато» и «Мусаси» с их 18,1-дюймовыми орудиями.
Военная хитрость была не единственной особенностью операции. Весь 2-й воздушный флот, который включал 350 самолетов морской авиации, пилотировавшихся элитой выживших морских летчиков, плюс 50 бомбардировщиков, базировался на Формозе. Его превратили в мобильное соединение ВВС, способное нанести удар где угодно. С началом операции «Сё» вице-адмирал Сигэру Фукодомэ приказал подразделениям своего 2-го воздушного флота перебазироваться на аэродромы в Филиппинах. Оттуда они могли наносить удары по авианосным соединениям противника.
