килограммовая бомба.
Примерно в 60 милях к северу от Амами-Осима они обнаружили четыре вражеских истребителя «грумман». На этот раз Зеро летели в южном направлении, почти в 20 метрах над морской поверхностью.
Сначала американские «грумманы» показались по правому борту, следуя параллельным курсом на высоте примерно 1000 метров. Но затем они развернулись и устремились вниз в направлении загруженных бомбами Зеро, которые немедленно сбросили свои бомбы и развернулись навстречу атакующим американским самолетам.
Как и большинство японских пилотов-камикадзе, эти летчики прошли не более трех тренировочных стрельб, их способности вести воздушный бой были крайне ограниченны. В связи с этим я советовал им, как и другим пилотам, избегать соревнования в летном мастерстве с хорошо подготовленными вражескими пилотами, но в безнадежной ситуации идти на таран противника.
В последующем воздушном бою два Зеро были сбиты, в то время как лидеру звена удалось уничтожить один из «грумманов». До того как лидер смог просто перевести дух, он увидел другой вражеский самолет, атакующий с выгодной позиции. Лидер решил идти на таран. Когда самолеты сблизились на максимальной скорости, «грумман» в последний момент свернул в сторону и удалился. Должно быть, пилота американского самолета ошеломила неожиданная тактика соперника.
Японский пилот, полный решимости идти на таран, также был удивлен неожиданным поведением противника и принялся искать другие цели. Оставшийся самолет противника, который, видимо, был лидером звена, увернулся, как только его атаковал Зеро. Должно быть, американец почувствовал решимость соперника идти на таран, потому что он только посмотрел на него и умчался на большой скорости.
Лишившись бомбы и не встречая больше самолетов противника, Зеро лег на обратный курс и благополучно приземлился на базе, где пилот рассказал о подробностях боя.
Эпизоды жизни базы ВВС в Каноя
В Каноя широкое открытое поле тянулось вдоль речки к югу от казармы пилотов. Хотя это пространство на самом деле не входило в территорию базы, однако считалось ее зоной до такой степени, что пилоты могли бродить там без увольнительной. Речка шириной 5 метров лениво текла по извилистому руслу через бамбуковые заросли и поля, засеянные зерновыми. Срывать белые розы, росшие по берегам речки, доставляло большое удовольствие.
Один пилот-камикадзе, которому нравилось бродить по этим полям, остановился понаблюдать за тем, как жнут пшеничные посевы. Он заметил, что жатвой занимаются исключительно малые дети, старики и женщины. Поспешив обратно в казарму, пилот попросил у меня разрешения помочь в сборе урожая. Я с готовностью дал разрешение, не усматривая в этом никакого вреда и понимая, что это будет хорошей разрядкой для молодого офицера. О данном эпизоде стало известно другим. В этот день почти тридцать пилотов ушли помогать в полевых работах. Они вернулись на закате дня усталые, опаленные солнцем, но довольные и желающие лишь одного – помочь еще в чем-либо.
Понадобилось не так много времени, чтобы крестьяне соседних хозяйств оценили помощь пилотов. Вскоре стали поступать подарки для помощников. Крестьяне, видимо, полагали, что эти подарки разойдутся по местным штабам, и хотели удостовериться в распределении подарков по назначению, поэтому находили какой-нибудь предлог, чтобы оставить их именно в казарме пилотов-камикадзе. Общее количество подарков было внушительным. Насколько я знаю, пилоты в Каноя получили тысячи свежих яиц, сотни цыплят, три свиньи и даже корову.
Однажды из Токио прибыли мать и дочь, чтобы встретиться в казарме с женихом девушки. В своем последнем письме он сообщал, что перебирается в Каноя. Не получая больше никаких известий, они забеспокоились и решили нанести ему визит. Женщины не знали, что жених был пилотом-камикадзе и уже вылетел с боевым заданием на Окинаву несколько дней назад.
Близкий друг пилота, встретивший двух женщин, не знал, что им сказать, и обратился ко мне за советом. Сообщать им правду было бы жестоко и бессердечно, поэтому по моему совету он сообщил посетительницам, что офицер, которого они ищут, вылетел несколько дней назад в место расположения подразделения передового базирования. Затем он показал женщинам казарму пилотов и даже повел их внутрь помещения, недавно занимаемого суженым девушки. Женщины осмотрели помещение с большим интересом, девушка даже прикоснулась к бамбуковой кровати, на которой спал ее жених.
Посетительницы больше не задавали вопросов – видимо, они инстинктивно почувствовали, что случилось с парнем.
Не всегда боги
Ко времени вражеского вторжения на Окинаву настроения пилотов-камикадзе заметно поменялись. На Филиппинах и на Формозе специальный ударный корпус состоял целиком из добровольцев. Энтузиазм бил через край. Кроме того, вначале существовала ясная цель – и даже некоторая надежда, – что такое крайнее средство может изменить ход войны в пользу Японии. Но теперь Токио, Осаку и другие крупные города империи бомбили огромные формирования вражеских «В-29», вылетавшие с Марианских островов и континентального Китая. Эти атаки обнажали перед гражданским населением и военными жуткую реальность войны.
В такой критической ситуации ничего не оставалось, как продолжать и наращивать атаки камикадзе. Но в данных обстоятельствах прежняя система набора добровольцев уже не давала достаточного количества пилотов. Поэтому появились затруднения, вовсе не случайные. Понятно, что изменение обстоятельств влияло на изменение настроений людей.
Многие новички отличались не только отсутствием энтузиазма, но также беспокойством за свое положение. Некоторые переживали подобные ощущения лишь несколько часов, другие – несколько дней. Это было время меланхолии, которая постепенно проходила и уступала место душевному возрождению. Беспокойство пропадало, как у возмужавшего человека, и появлялось присутствие духа, когда жизнь смиряется с неизбежностью смерти, смертность с бессмертием.
Пример достижения такого душевного равновесия являл собой младший лейтенант Куно, который сразу после прибытия на базу вел себя крайне нервозно. Затем, через несколько дней хандры, он вошел твердым шагом и с блеском в глазах, попросив освободить его самолет от всего лишнего оборудования. Он сказал, что было бы нечестно по отношению к японским рабочим брать с собой на выполнение последнего задания ненужные вещи.
Вспоминается также младший лейтенант Тацуя Икарияма, резервист, который прилетел из Китауры, чтобы присоединиться 4 мая 1945 года в Сикоку к авиагруппе Такумы. Он должен был принять участие в атаке камикадзе на Окинаве. По прибытии младший лейтенант узнал, что на базе находились трое его друзей, которые вместе с ним были зачислены на службу в ВМС, и немедленно их разыскал. После обеда он стоял у двери их комнаты и говорил:
– Ребята, я узнал, что вы здесь, и решил повидаться с вами.
Друзья не видели Икарияму продолжительное время и были счастливы встретиться. Когда они предложили выпить, чтобы отпраздновать встречу, младший лейтенант сказал:
– К сожалению, я завтра вылетаю с миссией камикадзе и должен быть в наилучшем состоянии, поэтому не хочу выпивать.
От ананаса он тоже отказался, сказав, что только поужинал и не хочет переедать.
Он считал, что это повредит выполнению задания на следующий день. Друзья вспомнили дни, проведенные вместе в летной школе в Цутиуре, поговорили о приобретенном с тех пор боевом опыте, об отсутствовавших приятелях, об отпусках и доме. Когда время подошло к 22.00, Икарияма попрощался и ушел.
На следующий день он вылетел на боевое задание, и больше его никто не видел.
Однако такая преданность долгу не всегда встречалась в критическом этапе войны. Камикадзе не были ни святыми, ни дьяволами. Это были обычные люди, наделенные эмоциями, недостатками и достоинствами, силой и слабостью. Они распевали песни, смеялись, плакали, напивались, совершали хорошие и дурные поступки.
Из-за этого были особенно уязвимы пилоты-камикадзе, служившие на базах ВВС в Японии. Относясь к ним с благоговением, некоторые люди смотрели на них как на богов и разочаровывались, когда камикадзе
