— С Богом…
Сергей Павлович уехал.
По счастью, он застал Николая Герасимовича дома.
— Ради Бога, помогите мне. Я к вам по делу… — сказал, входя в комнату, Долинский.
— Извольте, все, что могу, я сделаю… Для вас, вы сами знаете…
— Для меня вы даже нарушите законы дружбы?
— Я вас не понимаю.
— Скажите мне, где Неелов?
Савин смутился.
— Я… я… право, не знаю.
— Нет, вы знаете, но не хотите сказать мне, а между тем никакие законы дружбы не обязывают покрывать подлеца…
— За что вы его так?.. — улыбнулся Николай Герасимович, Сергей Павлович подробно рассказал всю историю ухаживания Владимира Игнатьевича за Любовь Аркадьевной, увоз ее из Петербурга и, наконец, неисполнение данного слова здесь и исчезновение из Москвы, с целью, видимо, окончательно от нее отделаться.
Вся эта история, рассказанная Долинским, получила в глазах Савина совершенно другое освещение, нежели тогда, когда он слышал ее, конечно, в другой редакции, от самого Неелова.
— Да, это… некрасиво… — пробормотал он сквозь зубы.
— Это подло, бесчестно!.. И вы как честный человек, несмотря на чувство дружбы к нему, конечно, примете сторону беззащитной, несчастной, опозоренной девушки…
— Но что вы хотите от него?
— Я хочу, чтобы он на ней женился.
— И она этого хочет?
— В том-то и все несчастье.
— Почему же несчастье?
— Да потому, что если бы она захотела быть моею женою, я обвенчался бы с ней завтра…
— Вот как!.. В таком случае, мне, действительно, неудобно скрывать его… Я получил от него вчера телеграмму… Вот она…
Савин вынул из кармана телеграмму и подал ее Долинскому. Тот прочел:
«Уезжаю на несколько дней в деревню. Если Любу увезут в Петербург, телеграфируй.
— Вот на что он рассчитывает!.. Легко, однако, думает отделаться… — проворчал Сергей Павлович. — Так как теперь вы наш, то исполните еще одну мою просьбу…
— Какую?
— Поедемте со мной к нему в имение. Я захвачу еще двух моих московских друзей, из которых один доктор…
— Зачем это?
— Если он не согласится венчаться, я вызову его на дуэль… Вы будете его секундантом, а доктор пригодится кому-нибудь из нас…
— Совсем как во французском романе…
— Жизнь, Николай Герасимович, порождает романы позамысловатей французских…
— Извольте… я готов ехать, когда вы назначите…
— Благодарю вас… Если вы считаете себя у меня в долгу, то теперь мы квиты, — сказал с чувством, пожимая руки Николая Герасимовича, Сергей Павлович Долинский.
V
ПОЕДИНОК
Владимир Игнатьевич уже третий день скучал в своем добровольном заключении — в прекрасном доме своего имения — ис нетерпением ждал освобождающей его телеграммы Николая Герасимовича Савина.
Нарочный по несколько раз в день ездил в шарабане на станцию железной дороги справляться, не пришла ли депеша, а Неелов, обыкновенно стоя с биноклем у окна своего кабинета, пристально смотрел на видневшуюся дорогу, по которой он должен был возвратиться в усадьбу.
На третий день утром он увидал, что нарочный возвращается не один, рядом с ним сидел какой-то господин, судя по костюму.
Расстояние не позволяло даже в бинокль разобрать, кто это.
«Уж не сам ли Савин? — мелькнуло в голове Владимира Игнатьевича. — Может, дружище везет радостную весточку, что неприятель выступил из Москвы вместе с пленницей… Это было бы совсем по- дружески».
Шарабан сделал поворот в аллею, ведущую к дому, и скрылся из виду Неелова.
Тот бросил на стол бинокль и стал нервною походкою ходить по кабинету, а затем вышел и через амфиладу комнат отправился в переднюю встретить прибывшего гостя.
Шарабан в это время остановился у подъезда и перед Владимиром Игнатьевичем совершенно неожиданно для него предстал Сергей Павлович Долинский.
«Прислан для переговоров…» — мелькнуло в уме быстро оправившегося от неожиданности Неелова, и он с любезной улыбкой приветствовал Долинского.
— Здравствуйте… Какими судьбами! Вот не ожидал…
— Я к вам по делу… — сдержанно-холодно сказал Сергей Павлович, едва притрагиваясь к поданной ему Владимиром Игнатьевичем руке.
— Милости просим… милости просим, — заторопился Неелов. — Пожалуйте ко мне в кабинет.
Долинский снял пальто и последовал за хозяином.
— Чем могу служить? — спросил Владимир Игнатьевич, когда он вошел в кабинет. — Прошу садиться.
Сергей Павлович не слыхал или сделал вид, что не слышит последнего предложения.
— Я приехал спросить вас о ваших намерениях относительно Любовь Аркадьевны Селезневой.
— По какому праву… У вас есть доверенность от ее родителей?
— Нет, у меня нет никакой доверенности, и спрашиваю я вас не от лица ее родителей, а лично от себя.
— По какому праву, в таком случае, еще раз спрошу вас я?
— По праву человека, который любил ее, предлагал ей руку и сердце, но которому она отказала из-за вас…
— И совершенно напрасно! Я никогда не собирался жениться на ней, — отвечал спокойно Неелов.
— Это ложь! У меня есть ваши к ней письма…
— А, вот насколько вы с ней близки! — заметил Владимир Игнатьевич, нимало не смущаясь.
— Дело не в близости, а в правде…
— В таком случае выслушайте меня, не горячась. Надо вам сказать, что жизнь я вел всегда бурную, полную чувственных наслаждений. Затем дела мои расстроились. Приходилось решиться брать жену с деньгами. Любовь Аркадьевна, кроме того, хороша собой и одно время мне казалось, что я даже люблю ее. Но когда она согласилась бежать со мной, пыл этот прошел, а изменившиеся обстоятельства дали мне возможность вдуматься. Какой я ей муж? Ведь этот брак был бы и ее и моим несчастьем. А главное, теперь я дешево своей свободы не отдам!
— Но ведь вы ее скомпрометировали и обязаны…
