поскакал вперед.
Рано утром 2 декабря, предварительно преодолев свыше 100 верст, к Измаилу подскакали два всадника, забрызганные грязью: это были Суворов и казак, который в крохотном узелке вез все имущество полководца. Раздалась приветственная пальба, общая радость распространилась в войсках: в маленьком, сморщенном старичке видели символ предстоящей победы!
Суворов немедленно приступил к делу. Ежедневно выезжал он с офицерами на разведку, изучал внимательно каждую складку местности, давал указания, где и как вести войска на приступ. Были заложены батареи с целью убедить турок в желании вести осаду. Рибас выстроил сильные батареи на острове Сулин и учил войска посадке на суда. В лагере были выстроены валы и рвы наподобие измаильских, и ночью под руководством Суворова войска учились преодолевать их; готовились лестницы, фашины[41].
7 декабря Суворов послал в Измаил письмо Потемкина с предложением сдать крепость и к письму приложил свою записку: «Сераскиру, старшинам и всему обществу: я с войсками сюда прибыл. 24 часа на размышление для сдачи и воля; первые мои выстрелы — уже неволя; штурм — смерть. Что ставлю вам на рассмотрение». Сераскир ответил письмом, прося перемирия на 10 дней, а на словах прибавил: «Скорее Дунай остановится в своем течении и небо рушится на землю, чем сдастся Измаил».
Суворов ответил сераскиру, что, вопреки обыкновению, дает на размышление еще 24 часа. В назначенный срок ответа не было, и на 11-е число было назначено взять Измаил. Оставшиеся сутки пошли на завершение вещественной части и на небывалую по умению и объему нравственную подготовку. Суворов ходил по бивакам, говорил с солдатами и офицерами, вспоминал прежние победы, указывал на трудности овладения Измаилом. «Видите ли эту крепость, — говорил он, указывая на Измаил, — стены ее высоки, рвы глубоки, а все-таки нам нужно взять ее. Матушка-царица приказала, и мы должны ее слушаться». — «С тобой все возьмем», — восторженно отвечали солдаты. Гордый ответ сераскира Суворов приказал прочесть в каждой роте, чтобы еще больше поднять жажду победы. Казакам с короткими пиками внушалось, что они в условиях тесноты наиболее способны к эффективным действиям.
Штурм Измаила 11 декабря 1790 г.
Но надо было повлиять и на генералов. Еще несколько дней назад они считали взятие Измаила невозможным и решили отступать. Суворов созвал военный совет и произнес воодушевленную речь, подчеркнув, что уже два раза русские безуспешно подступали к Измаилу, третья неудача немыслима, надо или взять крепость, или умереть. «Я решился овладеть крепостью либо погибнуть под ее стенами», — так закончил свою речь Александр Васильевич.
Общее постановление было — начать приступ… Участь Измаила была решена!..
У Суворова под Измаилом было всего 31-тысячное войско, из них 15 тысяч пеших казаков, плохо вооруженных. Войска разделились на три крыла, по три колонны каждое. Рибас (9 тысяч человек) с речной стороны, правое крыло Потемкина (7,5 тысячи человек) ориентировано на западную часть крепости, левое крыло Самойлова (12 тысяч) — на восточную, конная поддержка Вестфалена (2,5 тысячи всадников) — на сухопутной стороне.
Колоннам дано задание: первой, под командованием генерала Львова, взять редут Табию с тыла; второй, руководимой Ласси, — куртину у Броских ворот; третьей, возглавляемой Мекнобом — Хотинские ворота; каждая колонна состояла из пяти батальонов. В голове — 128–150 стрелков, за ними рабочие с шанцевым инструментом, затем три батальона с фашинами и лестницами, наконец, поддержка — два батальона в общем каре. Четвертой колонне, под командованием Орлова (2 тысячи казаков), поручалось взять вал восточнее Бендерских ворот; пятой, во главе с Платовым (5 тысяч казаков), идти по лощине против восточной части крепости и помогать флоту. В поддержку казакам придавались два батальона Полоцкого мушкетерского полка. Впереди колонн — 150 отборных казаков с ружьями, затем рабочие, за ними казаки с короткими пиками. Шестая колонна, под командованием Голенищева-Кутузова (пять батальонов казаков), должна была взять Килийские ворота.
С речной стороны первой колонне Арсеньева (три батальона, 2 тысячи казаков) приказывалось идти против кавальера и ближайшего к берегу бастиона; второй, бригадира Чепеги (три батальона, 1900 казаков) — против средней части крепости; третьей, Маркова (пять батальонов, 1 тысяча казаков) — против старой крепости. В лагере оставлено по 100 человек от каждого батальона поддержки[42]. Колонным начальникам дана полная свобода действий в оперировании резервами.
Распределение войск свидетельствует о направлении главного удара с речной стороны, которая была слабее; остальные войска, особенно казаки, должны были отвлекать на себя силы противника. Чрезвычайно важным моментом является отсутствие общей поддержки пехотой и замена ее конницей: сразу введены все силы.
Для усиления эффекта внезапности Суворов избрал для начала боя ночь. Кроме того, ожидая упорного сопротивления турок, он хотел действовать возможно дольше при светлой части дня (рассвет в Измаиле в семь часов утра, закат в четыре часа дня). По третьему сигналу ракеты, в пять часов ночи, войска должны были прийти в движение. Во избежание недоразумений приказано было всем начальникам сверить свои часы, а чтобы «басурманы» не догадались, что означают ракеты, решили пускать их в лагере каждую ночь.
Войскам даны подробные наставления: что делать стрелкам, рабочим; как пользоваться лестницами и фашинами; как вести себя при овладении валом; когда открывать ворота; кому охранять пороховые погреба и пр. В общем, все знали свои места и обязанности.
Стать в ружье приказано лишь за полчаса до начала движения, «дабы медлениями не угашать стремления к приобретению славы». Строго запрещалось грабить город во время боя, трогать мирных жителей и особенно женщин и детей.
Накануне приступа, с восходом солнца, все батареи открыли сильный огонь по крепости, произведя значительные повреждения. В тот же день Суворов отдал приказ, который кончался словами: «Два раза осаждала Измаил русская армия и два раза отступала; нам остается в третий раз или победить, или умереть со славою».
Ночь 11 декабря была темная, пасмурная; деятельный комендант Измаила объезжал валы, поверяя сторожевую службу. Несколько казаков перебежали к туркам. Эффект неожиданности частично пропал, но и утомление турок возросло. Никто не спал и у нас; офицеры и солдаты собирались у костров, говорили о предстоящем сражении. Суворов ходил по бивакам и заводил разговоры. «Какой полк?» — спрашивал он; получив ответ, хвалил солдат, припоминал минувшие дни. «Славные люди, храбрые солдаты, — восклицал он, — тогда они делали чудеса, а сегодня превзойдут самих себя». Простые, проникновенные слова обожаемого полководца воспламеняли сердца солдат и офицеров, все жаждали показать себя достойными похвал.
В первом часу ночи Суворов прилег к костру, но заснуть не мог. В три часа взвилась первая ракета, и войска заняли назначенные места. В половине шестого пошли на приступ. Густой туман скрывал движение. Вдруг огненное кольцо опоясало крепость, раздался грохот 250 крепостных орудий, а вслед за тем начался огонь по крепости 500 орудий с прибрежной стороны. Войска быстро приблизились ко рву и, забросав его фашинами, приступили к спуску, приставляли лестницы к стенам, карабкались на них. Первым вошел на вал Ласси. Войска Львова, перейдя ров, наткнулись на высокий палисад; Львов первым прыгнул через него, за ним все остальные — и овладели Броскими и Хотинскими воротами, в которые и влетела немедля часть конницы.
Кутузов, произведя отчаянный удар на бастион Килийских ворот, замялся в нерешительности. Суворов, заметя это, послал сказать, что Кутузов назначается комендантом Измаила и что послано донесение в Петербург о взятии крепости.
У Мекноба лестницы оказались коротки: пришлось связывать их по две, под страшным огнем; наконец, удается взойти на вал, но тут удальцов встретил сам сераскир с отборными янычарами. Мекноб смертельно ранен, почти все офицеры перебиты, но вал все же наш.
Орлов уже карабкался на стены, как вдруг толпа турок бросилась сбоку на казаков. Пики разлетаются
